Распад. Новое солнце. Сандро Давидович Мамагулашвили
понимала, что военный провоцирует ее этой историей, но сдержаться не смогла, – ее брови сошлись на переносице, ноздри раздулись, а верхняя губа слегка приподнялась.
– Раз вы и так все знаете, то зачем вам я? – поинтересовалась мусорщица сдавленным голосом.
– Я знаю лишь то, что написано в отчетах, – поправил ее разведчик, – и прошу поведать о том, чего в них нет.
– Мне нечего добавить. Как я и сказала…
– Прекращайте это, Ания, – перебил ее Паэнула. – Как думаете, что за человек ваш староста и сколько медлил, перед тем как вас сдать? Честно, мы даже не успели пригрозить ему потерей лицензии, просто пообщались с ним наедине, – голос майора был лишен какого-либо эмоционального оттенка, он словно констатировал факты, не требующие подтверждения или споров. – Это вы нашли того мужчину, и я хочу знать о нем все.
Паэнула замолчал, и комнату вновь заполнила тишина… но только не для Ании, ее мир в этот момент гудел, как разгневанный улей. Биение сердца заглушало мысли, походя на звук боевых барабанов, а от несправедливости хотелось закричать. Она так устала сглаживать углы, соглашаться и терпеть унижения. «Заботься о своих, и свои позаботятся о тебе», – именно так звучала любимая фраза этого вонючего старикашки, и вот, пожалуйста, предал «свою» не моргнув и глазом.
Несправедливо!
Толпа безумна, глупа и неуправляема, но при этом именно большинство легитимно и способно устанавливать законы, – вершить судьбы, определять правду для общества. Этот устрой принято считать справедливым, однако он такой только для тех, кто не стал фундаментом для его основания. Везде, где есть большинство, будет присутствовать и меньшинство, а значит, изгои и угнетенные, которых непременно выкинут на обочину. Баланс недостижим или недопустим, поэтому его нельзя выпросить, нельзя дождаться, за него можно только биться, раздувая угли, что теплятся в душе, надеясь, что они в скором времени вспыхнут праведным пламенем. И Ания как раз собиралась поддаться, стать топливом для этого огня, когда дверь в серую непримечательную комнату вновь распахнулась, впуская ветер перемен.
Растеряв все свое привычное стеснение и не удосужившись спросить разрешения у полковника, Экка ворвалась внутрь, держа в руках тарелку с двумя аккуратными сэндвичами без корки, разрезанными по диагонали.
– Извиняюсь, что так долго. На здешней кухне просто ужасный выбор ингредиентов. Надеюсь, получилось съедобно, – она вела себя так искренне и непринужденно, что полностью разрядила скопившееся вокруг напряжение.
Ставя еду на стол, она откинула волосы назад, позволив Ании увидеть свое покалеченное ухо, у которого недоставало верхушки.
– Ты очень красивая, и мне правда понравился твой танец, – прошептала Экка, наклонившись ближе. – С той стороны зеркала есть еще одно помещение, из которого можно видеть все, что тут происходит. Я не хотела подсматривать, но это действительно