Змеиный крест. Энни Вилкс
цель – Теренеры.
– Эта земля граничит с нашей, Вестер, – как дурачку объяснила она ему. – Ты понимаешь? И мы самые сильные здесь. А значит, император отдаст ее нам. Мне нужно только, чтобы ты поправил память оставшейся в живых прислуге – она будет нашим гарантом. Император должен быть уверен, что это красные пытались расшириться на запад. Дядя хотел уничтожить их наследников, но я сделаю больше – я дискредитирую их всех. Как думаешь, что дальше будет с Красной землей, всеми этими отвратительными степями, и красным войском?
– Императорские шепчущие легко определят влияние, – возразил ей Вестер.
Юория неторопливо присела рядом со связанной женщиной.
– Она, бедняжка, – убийственно нежно сказала Юория, глядя прямо Виле в глаза и погладив ее по щеке, – просто не доживет до того, чтобы предстать перед императором. Она сбежит, и, конечно, расскажет о преступлениях красных всем, кому сможет, а потом те, кому она рассказала, будут нашими свидетелями. Так ведь, Вила жена Ласа, предательница? У меня есть подарок за твое предательство: ты проживешь чуть дольше остальных.
Вила дернулась, пытаясь избежать прикосновения руки черной леди, и упала. Воздушный кляп, облепивший ее губы, изнутри покрылся кровью и слюной. Она мелко дышала и едва видимо извивалась, как выброшенная на берег рыба.
Юория распрямилась, с омерзением отодвинувшись от Вилы как от гигантского насекомого.
– Вестер, приди в себя. Сначала эти двое и их друг снаружи, – она кивнула на стражников у двери. – Не хмурься: я и так взяла самых худших. Один из них споткнулся о собственные ноги. Никто не должен этого помнить.
АЛАНА
Сквозь сомкнутые веки красными искрами пробивался солнечный свет. Алана инстинктивно зажмурилась сильнее и попыталась перевернуться на бок, спина и ребра тут же отозвались разрывающей болью, она охнула и открыла глаза. Весь груз произошедшего навалился на нее одним махом, прибавившись к боли. Дневное солнце ослепляло.
Алана машинально схватилась рукой за змеиный крест и почувствовала знакомое приятное тепло и впившуюся в ладонь острую грань. Прикрыв глаза, она сделала несколько вдохов.
Изба была незнакомой. У окна стояла Вила и смотрела наружу.
Если бы спина не болела так сильно, Алана бы, наверно, бросилась к маме и обняла ее до хруста. Но вместо этого она лишь дернулась сесть и снова повалилась на подушки с глухим стоном.
Вила обернулась. Глубокие складки залегли у рта, вокруг глаз, между бровями. Уголки губ скорбно были опущены вниз, что придавало обычно счастливому лицу незнакомый вид скорбной театральной маски. Алана бы не удивилась, если бы в черных как смоль волосах заметила седые пряди, но растрепанные волосы были грязными, спутавшимися, но все еще темными.
Солнечный свет частично скрывал силуэт Вилы. Она обнимала себя руками, будто стараясь успокоиться.
– Мама?.. – спросила Алана как-то сразу обо всем, боясь назвать что-то конкретное.
– Ласа убили, – хрипло сказала Вила, поворачиваясь