Ненавижу тебя. Анна Шварц
Элиас сполна отработал какие-то свои кармические задолженности, прожив десяток лет толстяком. Иначе я не могу придумать, каким образом колобок превратился в мачо с обложки журнала, если, конечно, хирурги не научились делать пластические операции на теле, рисуя силиконом рельеф.
– Никольская… – он смотрит на мой приоткрытый от удивления рот, – мы же были друзьями когда-то?
Я с усилием захлопываю челюсть.
– Ну, да. А к чему вопрос?
– Почеши меня, а? По старой дружбе. Или я сейчас точно сдохну.
Глава 17.
(Настя)
Шутит он, что ли? Я смотрю на него, как на придурка.
– Никольская, БЫСТРЕЕ. Пожалуйста, блин, – Элиас пытается завести руку за спину и почесать между лопаток. Но на этот трюк не каждый способен. Конкретно ему не удается, и у меня вырывается смешок.
– Мне надо работать, Бергман. Почеши себя сам. Аллергия так быстро не проявляется, так что это не моя вина. Пока.
– У меня, кажется, язык распух. И дышать сложновато…
– Черт, Бергман! – я подскакиваю к нему, и заглядываю в лицо, пытаясь найти признаки отека Квинке. Вроде ничего такого… просто красивое, зараза, лицо. Он, наверное, и в детстве оказался бы очень симпатичным, если б не лишний вес. Перед глазами то и дело всплывает образ прежнего Элиаса, и я констатирую с грустью, что да, так и есть.
К сожалению, дети многое не замечают. Я пытаюсь вспомнить того парня, в которого была тогда влюблена, и… он явно проиграл бы Элиасу сейчас.
– Никольская… – бывший друг детства часто дышит, хватаясь за горло, и смотрит на меня довольно несчастным взглядом серых глаз, – помоги…
– Так, дыши спокойнее, – растерянно говорю я. Тяну руку, открываю кран с горячей водой, и пихаю эту гору рельефных мышц ниже к раковине, от которой поднимается пар, – попытайся успокоиться и отвлечься. Я вызываю скорую.
– Нет, – он хватает меня за запястье, когда я тянусь за телефоном и ловит мой изумленный взгляд, – все нормально. У меня с детства астма. Сейчас отпустит. Почеши, чтобы я отвлекся.
Чего?! Какая нахрен астма?! Не было у него астмы! Я настолько в шоке, что послушно прикасаюсь к его спине и скребу ногтями. Так, нет, это точно не силикон. Мышцы свои, тверденькие. Боже, насколько он до этого упал в моих глазах, и все равно разум то и дело отмечает, что он хорош собой.
– Сильнее, Никольская. Мне щекотно.
– Я и так вроде…
– Представь, будто мы с тобой в одной постели, и ты раздираешь мне спину от наслажде… ааай, черт, – Бергман вздрагивает, открывает глаза, хотя секунду до этого довольно жмурился, и смотрит на меня с укором, – полегче.
– Не о том болтаешь, Элиас, – говорю ему я, глядя, как на коже вспыхивают четыре алые полосы. И замираю, разглядывая его спину. Прикасаюсь к белым шрамам на ней, и провожу по ним пальцем, не задумываясь, что это может выглядеть странно, – откуда они у тебя?
Я ловлю его внезапно заледеневший взгляд в отражении зеркала напротив и тут же убираю руку. Нашла чего спросить, Настя. Какая тебе разница вообще?
Элиас