Ненавижу тебя. Анна Шварц
тело ,и она сглатывает. Я усмехаюсь. Да, не-идиотка, я знаю, что я так или иначе произвожу на тебя нужное впечатление.
Черт, я реально поспешил. Пятнадцать минут беседы ни о чем, и она наверняка бы расслабилась окончательно. У меня есть оправдание: как правило, раньше мне были не нужны эти пятнадцать минут болтовни, но тут другой случай. Дьявол!
– Не подходи… – шепчет она, – я буду орать. Клянусь.
Да хрен тебе, Никольская. Я быстро сокращаю между нами расстояние. Подхожу, протягиваю руку, опираюсь на дверь, пока Настя не знает куда девать глаза, и нависаю над ней. Хочется положить ладонь на эту тонкую шейку и сжать. Но я держусь.
– Никольская, – говорю я, вкладывая в голос больше холода, – ты мне нафиг не нужна. Слишком много чести.
– Да ну? – она фыркает. Я замечаю, как у нее подрагивают руки. Только не говорите мне, что она реально испугалась, – поэтому ты до меня домогался?
– Просто решил попробовать. Но вряд ли меня сможет возбудить женщина, чьи волосы пахнут освежителем для туалета.
Она сощуривает глаза, и в них мелькает что-то кровожадное. Я нагло лгу и просто хочу ее задеть, но сейчас эта девчонка, когда-то ранившая меня до глубины души, начинает вызывать давно забытое чувство азарта.
И понимаю, что я идиот,только когда коленка снова врезается мне между ног. Подсечка выбивает пол из-под меня, юркая ручка залезает мне в карман брюк, достает ключ-карту, и пока я думаю, что в моей жизни что-то пошло вообще не так, Настя выпрямляется, громко фыркнув.
– Я тоже изменилась, Бергман. Теперь я могу показать зарвавшимся красавчикам приемы самбо, на которое ходила шесть лет после школы. Еще раз меня тронешь – сломаю тебе руку!
Дверь с щелчком открывается. Настя швыряет в меня карту, и выскальзывает наружу. Я слышу отдаляющийся быстрый цокот каблучков по коридору.
Меня начинает раздирать дикий ржач.
Никольская, мать твою… неожиданно.
Это не последняя наша встреча. Я еще найду тебя, маленькая стерва, и покажу немного другие приемы, которые я изучил за эти пятнадцать лет.
Глава 8.
(Настя)
Вот ведь кобель!
Меня все еще потряхивает после встречи с “другом детства”, пока я спускаюсь на лифте обратно в ресторан.
Боже, как гадко. Мерзко и обидно. Я тру лицо руками, снова позыбыв о макияже, который я уже черт знает сколько не накладывала, размазываю подводку и тушь окончательно. Зеркало отражает не вроде бы еще привлекательную женщину в самом расцвете сил, а панду-алкоголичку.
Прелестно.
Кое-как пальцем и тыльной стороной руки стираю это недоразумение вместе с корректором. Настроение проваливается в какую-то бездну, до краев наполненную унынием. Теперь у меня нет макияжа, зато есть синяки от недосыпа под глазами.
Лифт раскрывает двери, и я выхожу обратно в зал ресторана.
Пошел ты к черту, Элиас. Столько лет переживаний за несчастного мальчишку, который превратился в полное дерьмо.
Пропихиваюсь через толпу девчонок,