На кухне мисс Элизы. Аннабель Эббс
если хочешь, – говорит она, двигая ко мне пирог.
Сочная мясная начинка с розмарином, костным мозгом и желе из красной смородины – такая вкуснятина, что я забываю обо всем на свете. После у меня начинаются колики в желудке. И живот вздувается. Нельзя так жадничать с едой.
Однажды вечером я собираю в кастрюльку очистки для бульона, как вдруг вбегает мадам.
– Хэтти заболела. Энн, сходи в столовую и узнай, все ли в порядке у постояльцев. Ах, Элиза, нам катастрофически не хватает прислуги. Это никуда не годится!
– Надень шлепанцы Хэтти и чистый передник, – говорит мне мисс Элиза. – Ступай в столовую и предложи полковнику и миссис Мартин воды. Да осторожно, не пролей.
Она вставляет в вырез моего платья веточку лаванды, чтобы замаскировать кухонный запах, и взмахом руки выпроваживает из комнаты.
Делать нечего – я иду в столовую, хотя мне не по себе. Круглый стол, за которым восседают полковник и миссис Мартин, покрыт белой льняной скатертью и уставлен тяжелыми серебряными приборами, бокалами разной величины и формы, полосатыми салфетками. В самом центре стоят крошечная тарелочка с зубочистками и какие-то серебряные графинчики. Миссис Мартин косится на меня с таким видом, точно подозревает в намерении украсть ее драгоценности, затем начинает внимательно рассматривать свои руки. Полковник Мартин меряет меня взглядом, будто собирается сшить мне новое платье.
Меня не учили разговаривать с жильцами. Я просто беру кувшин и спрашиваю:
– Воды?
Я произношу это слишком резким тоном, поскольку меня озадачили выстроившиеся за каждой тарелкой бокалы. Какие из них для воды, а какие для вина? Миссис Мартин делает вид, что не слышит, и продолжает разглядывать ногти. На мое счастье, полковник указывает на простой бокал с гладкими стенками и благодушно кивает. Будто знает, что я впервые вышла к гостям. Я начинаю наливать воду, очень медленно и осторожно. И вдруг замираю. Что-то движется по моей ноге и сжимает бедро. Я стою, не шевелясь, сердце выскакивает из груди, рука сжимает ручку кувшина, дрожащего над графинчиками с маслом и уксусом. Голос в голове говорит, что надо отойти в сторону, обойти вокруг стола и налить воды миссис Мартин. Но я этого не делаю. Потому что другой голос в другой части головы говорит, что нельзя никого обижать, нельзя оскорблять чувства наших жильцов. Меня выручает полковник.
– До краев, девица. До краев!
Он указывает пухлой рукой с прожилками вен на бокал. Его вторая рука – а это его рука! – остается у меня на бедре. Пальцы ослабили хватку, и я думаю, не случайность ли это. Может, он сделал это бессознательно. Наверное, надо просто стряхнуть эту руку, как надоедливое насекомое, как собака – блоху; он поймет, смутится и вернет руку на колени.
Моя рука с кувшином дрожит, на самом деле я вся трясусь, как водная гладь от порыва свежего ветра, и стараюсь лить медленно, не отрывая взгляда от носика, держа его точно над бокалом, несмотря на дрожь.
Внезапно