Обещания богов. Жан-Кристоф Гранже
незаметно ускользнул, направляясь к лестнице, ведущей к туалетам, и двигаясь против течения: посетители сомкнутыми рядами устремлялись к танцполу.
Беккер не поскупился на обстановку. Он соединил отдельные элементы типичных кабаре двадцатых годов и попытался добиться гармоничного сочетания этих фрагментов чистого китча. Ярко освещенные синими или фиолетовыми прожекторами стены, усеянные блестками, напоминали Млечный Путь, за мавританскими балконами скрывались отдельные кабинеты, над столиками нависали купола или минареты из искусственного мрамора, по всему залу стояли расшитые золотом банкетки и лежали горы подушек. «Нахтигаль» желал выглядеть мавританским, или турецким, или арабским – в любом случае сладострастным и экзотическим…
Симон спустился в подвал. Опасная зона для красивых мальчиков. По обеим сторонам затянутого алым атласом коридора шли едва освещенные комнаты с альковами, матрасами и переплетенными телами мужчин…
– Ты-то что здесь делаешь? – рыкнул голос, в то время как горилья лапа прижала его к стене.
Симону потребовалась какая-то секунда, чтобы узнать гауптштурмфюрера Франца Бивена собственной персоной. Гигант сменил мундир с рунами СС на великолепно сшитый черный переливчатый смокинг, явно уведенный у какого-то еврея. Он также соорудил себе прическу с позолоченными кончиками волос и светлой прядью, на укладку которой ушли тонны бриолина.
– Отвечай! – прорычал ярмарочный геракл, вздымая кулак.
Симону удалось если не втянуть воздух, то по крайней мере выдавить улыбку:
– Знаешь, что говорил Фрейд? «Агрессивность – признак недостаточного словарного запаса».
Сильнее страха, сильнее разума, его маниакальное стремление доказать свое умственное превосходство в очередной раз взяло верх. Кулак Бивена пришел в движение. Симон закрыл глаза. Звук удара раздался рядом с его ухом. Он приоткрыл веки. Нацист скривился от боли, залепив кулаком в стену.
Одноглазый ослабил хватку – так отпускают рыбу обратно в ведро.
– Что ты здесь делаешь? – повторил он. – Ты педик?
Симон оправил пиджак.
– Да нет, не слишком. По-моему, мы оба здесь по одной и той же причине.
– То есть?
– Лени Лоренц.
– Лени Лоренц мертва, придурок.
Краус достойно принял удар. Он это уже заподозрил ближе к полудню, но новость вызвала острую боль где-то в области печени.
– Убита?
Франц Бивен подтвердил, намертво сжав челюсти. Такое впечатление, что он раздробил зубами свое «да», как орех.
– Сюзанна Бонштенгель тоже? – спросил Симон.
Глаз Циклопа зажегся свирепым огнем.
– Думаю, нам с тобой есть что сказать друг другу.
33
Разувшись, они устроились в одном из погруженных в полумрак альковов, идущих вдоль стен большой секс-арены – круглого зала. Расположенный в центре танцпол был окружен отдельными закутками с маленькими керосиновыми лампами, похожими на навязчивых злобных светлячков.
Симон и Бивен, не сговариваясь, развернулись спиной к танцполу