Обещания богов. Жан-Кристоф Гранже
вырвались сами собой. В памяти всплыли худшие слухи. Нацисты ненавидели душевнобольных. С их точки зрения, существовало единственное решение этой проблемы, и решение кардинальное.
Менгерхаузен изобразил искреннее удивление – отработанное выражение лица: высоко вздетые, как мостики, брови и рот, будто произносящий звук «о». Потом от души расхохотался, покачивая головой с таким видом, словно хотел сказать: «Ну и ну, такого я еще не слыхал».
Похлопав по карманам жилета, он извлек длинную пожелтевшую костяную трубку и кисет, потом терпеливыми мягкими движениями принялся ее набивать.
– Вы курите?
– Иногда.
– А не следовало бы. – Он раскурил трубку, выпуская тяжелые клубы дыма, затем бодро продолжил: – Что вы себе напридумали, фройляйн фон Хассель? Просто невероятно, какие мысли крутятся в вашей хорошенькой головке.
Казалось, от первых затяжек табака его лицо приобрело еще более морковный оттенок. Пару секунд он разглядывал свою трубку, зажатую в младенчески пухлых пальцах.
– Красивая вещица, верно? – Он наставил черные зрачки на Минну. – Я сам ее вырезал из берцовой кости французского солдата. Надо же было чем-то занять себя в траншеях между двумя атаками…
Минна онемела, не зная, что сказать. Этот человек производил эффект быстродействующего яда. С каждой секундой его токсичность возрастала.
Он снова прыснул и хлопнул себя по ляжке в знак искреннего веселья:
– Я шучу, конечно.
Перестав смеяться, он вдруг перешел на серьезный тон:
– И тем не менее ваше замечание представляет интерес. Существует прекрасный постулат, гласящий, что все жизни равноценны. Красиво, но ложно. Чего стоит, например, бесцельное и бесплодное существование? Или, хуже того, жизнь, полная страданий, без малейшей надежды на улучшение? Она не стоит ничего, Минна. Больше того, она дорого обходится… Она дорого обходится другим, тем, кто работает, кто заводит семью. Разве общество не должно стараться сократить такую бесполезность, такую боль?
Они убьют их. Все слухи были верными…
– Только Бог может решать, когда посылать смерть человеческим существам, – ответила она. – Мы здесь, чтобы сохранять жизнь, поддерживать ее и улучшать. Вы сами упомянули клятву Гиппократа. Таков наш непререкаемый долг, совпадающий с посланием любви Священного Писания.
– Ваши христианские убеждения делают вам честь, Минна. Я и не ждал меньшего от фон Хассель. Но должен поймать вас на слове. Разве не сказано в Евангелии от Матфея: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся…»? Разве не наш долг уменьшить их страдания на земле, ускорить освобождение этих несчастных? Их ждет блаженная вечность…
Минна чувствовала себя отяжелевшей, будто впавшей в оцепенение. Так бывает, когда много выпьешь за обедом. На нее накатилась вторая волна, но уже не опьянения, а утомления тела и души. Ей хотелось одного – заснуть, прямо здесь и сейчас, может, даже под столом.
– Посмотрите эти