Принцесса из борделя. Олеся Рияко
но он мне так и не пригодился, а продать рука не поднялась. Ну, что ж. Тебе осталось только надеть его себе на шею.
Добавила Кардамон и сделала шаг назад, будто подозревая, что после долгого лежания в сейфе он может сработать не так и, например, взорваться.
Что ж, если бы за такие чары взялась такая неумеха, как я – то наверняка. Но этот амулет зачаровывала моя мать и я надела его, не испытывая при том ни малейшего сомнения.
И… ничего не произошло.
Я стояла, растерянно глядя то в зеркало сбоку от себя, то на мадам, но и она, казалось, уже начала сомневаться в том, что что-то изменится в моей внешности, как вдруг амулет на груди начал отчетливо и быстро вибрировать, пока не превратился в расплывчатое пятно. И вот уже начала вибрировать и я, все быстрее и быстрее, так, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не вывернуть то, что еще осталось в моем желудке с плотного ужина. И вдруг все стихло.
Я стояла на том же месте, меня ощутимо потряхивало и все еще тошнило, но что-то изменилось.
Во-первых, лицо мадам Кардамон – она смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и не отнимала рук от лица, видимо, чтобы не закричать.
«Ну, отлично – подумала я, – стала еще страшнее, чем была. Что же теперь? Щупальца из ушей и искры из глаз?»
Но обернувшись к зеркалу я едва подавила желание поздороваться.
Передо мной стояла совершенная, обворожительная, блистательная… копия портрета моей матери из гостиной. Но еще более прекрасная, при детальном рассмотрении. Не веря в происходящее, я принялась ощупывать свое симметричное, гармоничное лицо – маленький, чуть вздернутый носик, губки бантиком, как у Амариллис, фарфоровую кожу с таким чувственно-свежим розоватым отливом на щечках, что прям ах… глубокие, проникновенные васильковые глаза, глядящие из-за драматически темных ресниц… и огромную, густую копну белокурых волос аж до пояса! Я была сказочно красива! Пожалуй, Чернолесские Эльфы отдали бы за меня свой священный камень Алдуин не раздумывая…
Бесстыдно скинув полотенце и совершенно больше не стесняясь Амаранта, который как открыл рот после моего превращения, так и не закрывал его более, я подлетела к зеркалу и начала подставлять ему плоский животик, плавные изгибы тела, стройные ножки с волнующими ступнями… К своему дикому восторгу, я вообще вся была такая волнующая и чувственно хрупкая, словно, как его там, первый снег!
В этот момент мне стало плохо – сильно закружилась голова и на миг показалось, что это заканчивается действие чар… будто они выветрились, слишком долго пролежав в сейфе мадам! И мне вдруг стало так грустно и обидно, словно мир наконец присвоил мне главный приз в чемпионате униженных и оскорбленных, но внезапно передумал, отдав его ишмирскому попрошайке с Кривого проулка.
Но то было лишь чрезмерное волнение чувств, свойственное нам, прекрасным особам.
Придя в себя очень быстро, я запрыгала выше кузнечика, впрыгивая в подготовленный наряд, разрешая себя напомадить, причесать