Закон затона. Дмитрий Силлов
– тоже. «Вернувшиеся» принципиально не брали дорогие арты, даже если находили. Понимали: поднимешь такое – считай, ты труп, любой ловец удачи легко замочит нищего бедолагу за ценный приз.
А вот польза от них всем была. Ранили неподалеку от села – «вернувшиеся» подберут и постараются выходить в надежде на благодарность в виде пары «деревянных» рублей. Еду у них опять же можно купить недорого – или отнять, если совести совсем нет. Но такое случалось редко. В любой группировке беспредельщика сами же сотоварищи за такое прикладами запросто отхреначат до кровавых соплей. Ибо нефиг притеснять безобидных и полезных жителей Зоны.
Кстати, что интересно, – мутанты «вернувшихся» не трогали. Похоже, за своих считали. Почему – непонятно, но факт. Бывало, чешешь по Зоне, глядь, какой-то чудик в обносках, а рядом с ним квазимясо или даже ктулху. Идут себе по своим делам параллельными курсами, друг на друга внимания не обращая. Редкое зрелище, но я пару раз такое видел.
Дома «вернувшихся» можно было легко отличить от заброшенных. Целые стекла, запертые двери, огород, прикрытый пленкой, защищающей хилую поросль от слабокислотных дождей, постиранное тряпье, развешенное на веревках. Некоторые из них, кто посмелее, даже скотину заводили. Как, например, те, в чьем дворе я материализовался после того, как сдуру высказал Монументу свое желание.
Рядом с сараем стоял еще один, побольше. Судя по вони, разносящейся от него, то ли свинарник, то ли коровник. А подальше – изба с некоторыми признаками того, что в ней кто-то живет. Даже наличники покрашены зеленой армейской краской, купленной или выменянной у охраны кордона. И, собственно, из этой избы и слышались глухие рыдания, будто кто-то ревет в подушку.
Не похоже это было на мутантскую засаду. Для верности я заглянул в соседний сарай, благо дверь была заперта лишь на крючок. Ага. Две тощие свиньи в одном углу дрыхнут, в другом, утонув копытами в навозе, стоит не менее дистрофичная корова с большими, печальными глазами. Ясно.
Вилы я прислонил к стене и направился в избу – надо ж разузнать, куда меня на этот раз черти занесли.
Дверь оказалась незапертой. Я вошел тихонько – и наткнулся на испуганный взгляд пожилой женщины, вжавшейся в угол старой советской кровати. Лицо красное, глаза заплаканные, вцепилась в мокрую от слез подушку и трясется от страха. Видать, меня услышала и наверняка приняла за того, кто ее до слез довел.
– Не бойся, не трону, – сказал я, показывая пустые ладони. – Я по делу.
Проморгалась, вытерла глаза, вроде трясти ее поменьше стало – поняла, что я не убивать и не грабить пришел.
– Какие дела тебе нужны? – проговорила тихим голосом, готовым вновь сорваться на рыдания. – Они все забрали, нет ничего. Ни еды, ни денег. Ни сына. Они его с собой увели, понимаешь? Сыночка моего…
Чувствуя, что тетка сейчас вновь начнет лить слезы и причитать, я ее перебил нарочито грубовато – в таких случаях надо не утешать, а говорить твердо и слегка повысив голос, как тот, кто умеет