Нежный бар. История взросления, преодоления и любви. Дж. Р. Мёрингер
белой футболке, опиравшуюся на две полусогнутые ноги. Голос был крепким малым.
– Ну же, обними своего старика, – приказал Голос мне.
Я потянулся и обхватил его руками, но плечи оказались слишком широки – я словно пытался обнять гараж.
– Куда это годится! – сказал он. – Обними по-настоящему!
Я затоптался на цыпочках, стискивая его изо всех сил.
– Крепче! – сказал он.
Но крепче я уже не мог. Я ненавидел себя за слабость. Если я не обниму отца как следует, если не удержу его в объятиях, он больше никогда не вернется.
После недолгого разговора с моей мамой, которая периодически бросала на меня встревоженные взгляды, отец сказал, что собирается повезти меня в город познакомить с семьей. По дороге он развлекал меня, пародируя разные акценты. Как оказалось, Голос был не единственным его голосом. Кроме стэндапа, сказал отец, он занимался еще «имитацией» – это слово было для меня чарующе новым. Он показал, что это значит: говорил то как фашистский генерал, то как французский шеф-повар. Потом как мафиози и британский дворецкий. Перескакивая с одного голоса на другой, он напоминал мне радио, на котором быстро вращаешь рукоятку: этот трюк меня всегда нервировал и смешил одновременно.
– Итак, – сказал он, прикуривая сигарету, – нравится тебе жить у деда?
– Да, – ответил я. – То есть нет.
– И то, и другое?
– Ага.
– Твой дед – классный мужик. Живет, как сам хочет. Мне в нем это всегда нравилось.
Я не нашелся, что ему ответить.
– Так что тебе не нравится в жизни у деда? – спросил отец.
– Мама все время грустная.
– А что нравится?
– Близость с мамой.
Отец резко развернулся ко мне, затянулся сигареткой и пристально вгляделся в глаза.
– Мама сказала, ты часто слушаешь своего старика по радио.
– Да.
– И что думаешь?
– Ты смешной.
– Хочешь стать диск-жокеем, когда вырастешь?
– Я буду адвокатом.
– Адвокатом? С чего бы? Почему?
Я не стал отвечать. Он выпустил на лобовое стекло облако дыма, и мы оба смотрели, как дым вскарабкался вверх и завернулся назад, словно гребень волны.
В тот день я плохо запомнил отцовское лицо. Я слишком нервничал, чтобы глядеть на него дольше, чем по секунде зараз, и был слишком зачарован его голосом. А еще я пытался сосредоточиться на речи, которую собирался произнести. Если я найду верные слова, если правильно их произнесу, то вернусь к маме с кучей денег, и мы сможем сбежать из дедова дома, а ей больше не придется петь от злости и тыкать в свой калькулятор. Я повторил про себя заготовленную тираду, сделал глубокий вдох и выпрямил спину. Ощущение было такое, словно собираешься прыгнуть с трамплина в городском бассейне. Я зажмурил глаза. Один. Два. Три.
Я не смог. Не захотел говорить то, что могло заставить Голос снова исчезнуть. Вместо этого я уставился в окно на трущобы, и винные магазины, и вороха