Лепесток за лепестком. Антология
мне кажется обязательной
внимательность к форме, цвету.
К фактуре, состоянью поверхности,
потертостям, шероховатостям.
Мне все кажется тканью словесности,
текстом, ворсом, подбоем, радостью.
Я люблю, когда облако усажено
в розоватое над эстакадой
небо, и у тонкого бумажного
журавля пламенеют рядом
С облаком крылья. За самолетом
остается след.
Да… хочется работать и работать
много лет.
Я люблю смотреть, как скрученные,
скучные, скученные тучи
тянутся вдаль навьюченными
грядущим или минувшим
Мулами, многогорбыми верблюдами
с легкой поклажей,
утренние, безвыходно перепутанные,
как положенные гуашью.
Резкий блик на скругленьи затроганного
от многих ладоней,
черенка. Ничего особенного.
Никаких церемоний.
Мне сегодня предельно отчетливо
вдруг представился день прощания
с миром четного и нечетного,
приложения, вычитания.
Снежное королевство
Снег маскирует углы,
уплотняет покров —
ни вышины, ни глубины:
нам не понять сугроб;
Заметает пути,
покорный воле ветров
однообразно крутить
столб возле домов.
Классический маскхалат —
пушная папаха на яр.
Свой безбрежный бушлат
запахивает Январь.
Знает смертельный захват,
лед закалил в клинок,
поставит шах или мат —
необходим рывок!
Знаешь, родная, в этом году зима
без предупрежденья
устроила снежный блицкриг,
и к утру город пал.
Только теперь, когда бой поутих,
ее маневры
стали ясны и мне.
Наступал декабрь
на девяностый, темный осенний день
в затяжные сутки
гниения палой листвы,
оголенья жердей
месяца тленья, забвенья всего,
что согласно сроку,
в силу причин
перестало расти.
Лучшего времени было нельзя
себе и представить
для снежных атак,
для разгула пурги.
Все было как в полусне:
готовый к сдаче,
снегу высот и низин
словно бы сам
Город знал наперед
свою участь и ждал захвата.
Тогда декабрь
нанес свой удар…
Раз! И декабрь прибрал
туже в стужи кольцо
пыльный, стылый бульвар,
метров в пятьсот.
Талантливый генерал:
он легко покорил
проспекты, цеха, металл,
храмы,