Мир цвета сепии. Александр Гаврилов
что пить не буду: «Побалдели, и хватит».
Вышли к Петропавловке[3], по набережной двинулись в сторону Кировского моста. Прохладный ветерок с Невы холодил голову, похмелье отпускало. Приободрившись, я размечтался о привольной жизни, о живописных местах, о домике у излучины тихой реки. Повиснув на моей руке, Ольга вздыхала и даже как-то по-старушечьи покряхтывала. На обратной дороге она всё-таки затащила меня в кафе. Выпили по стакану сухого вина, потом двинулись на «Пятак». В субботний вечер народу на аллее собралось немало: мамаши с колясками, стайки бабулек, выпивохи, – каждый отдыхал на свой лад. Мы присоединились к знакомой компании и, в общем, неплохо провели время. Домой вернулись около полуночи.
Только улеглись, как во дворе раздался крик:
– Дьяконов! Выходи, подлый трус!
Это был Ольгин муж. Его призывы сразиться, угрозы, оскорбления (ругался он как ботаник), усиленные акустикой двора-колодца, взлетали до небес.
– Что ж ты, Оля, – сказал я. Она стала клясться, что развод в процессе, но мне от этого было не легче.
Обиженный муж вопил как помешанный. Ольга рвалась к окну:
– Пусти, я ему сейчас всё выскажу! – требовала она.
Уже кричали из окон, грозили милицией. Пришлось спуститься во двор. Попросил Геннадия замолчать. Он встал в стойку и тут же пошёл в атаку. По-бараньи нагнув голову, бросался на меня с кулаками. Его слепые наскоки опасности не представляли; я не спеша лавировал.
– Убью, гадский негодяй! – сопел запыхавшийся Геннадий.
– Негодяй-негодяй, как скажешь, друг. Только успокойся, пожалуйста.
Во двор въехал милицейский УАЗ. Геннадий подбежал к выходившим из машины милиционерам.
– Он жену мою постоянно уводит, семью разрушает, – пожаловался он, указывая на меня пальцем.
– В отделении разберёмся, – сказал офицер. – Усаживайтесь в машину.
– Нет, нет, у меня жена здесь! – запротестовал Геннадий.
Два сержанта взяли его под руки. Он пытался вырваться, дёргался, выкрикивая в адрес милиционеров оскорбления (их тоже «негодяями» обзывал), а когда рассвирепевшие сержанты поволокли его к машине, заорал дурниной:
– Оля! На помощь!
Я под шумок отступал к парадной. Осталось совсем чуть-чуть, но офицер повернулся ко мне:
– Далеко собрались? В машину, пожалуйста.
Пришлось ехать в отделение. Так второй раз за последнее время я оказался в аквариуме. Дело оказалось серьёзней, чем раньше: был составлен протокол о нарушении общественного порядка и сопротивлении сотрудникам милиции. (Вот Геннадий удружил!) С утра нас ожидал суд. Геннадий забился в угол аквариума – благо, на этот раз народу было немного – и надулся как мышь на крупу. Потом, однако, мы как-то неожиданно разговорились и ближе к утру стали почти что приятелями.
– Ты не обольщайся, – говорил мне Геннадий, – не ты у неё первый – не ты последний. Такой уж она человек. Крест мой.
– Так вы же, кажется, разводитесь, – заметил я.
– Это она тебе сказала? Поверь, дружище, она всем так говорит.
Петропавловская крепость.