Апокалипсис всегда. Никита Денисович Немцев
выставил диск как распятие:
– Покайся, брат – ещё не поздно!.. Купи этот си-ди!
Автомат всё же выплюнул билетик.
– Покедова, Джибраил!
Будимир отошёл, посмеиваясь, вспомнил про электричку и – мимо турникетов и синих елей – побежал на перрон.
ШШШ
Многие носы заставит он ещё чихать!
Ф. Ницше. Так говорил Заратустра
Залетев в последний вагон, Будимир уселся, отпыхиваясь – полупустая электричка тихо дрожала (как бы решаясь: ехать – или ну его?). Солнце тёплой лапкой стучало по коричневым скамейкам, каждую пылинку было поразительно видно – будто и нет никакой гравитации. Все́ щурились и с какой-то надеждой смотрели в грязные окна.
Две бабки (в шапке-носочке и в шапке-грибочке) сидели впереди:
– Да американцы этот вирус и привезли! Начихают тут и ходют.
– А мне соседка говорила – это всё китайцы!
Что-то мешалось сидеть. Будимир сунул руку в задний карман и обнаружил две пятитысячные бумажки (как раз за квартиру платить) и взлохмаченную книжку – «Гегель. Феноменология духа». Он переложил деньги в нагрудный карман, открыл Гегеля на случайной странице и уставился.
Вдруг, поезд тронулся, улизнула платформа, и кто-то зарядил – прямо с мобилы – задушевные бубенцы русского шансона:
Ради Бога, любви происходит исторья жизни!..
Ради близких живи, ради жизни и ради отчизны!..
Туповатый синтезатор бил по слабым долям, голос был наивен и лыс как зэка, – но в целом такая песня в такой электричке в такую минуту была до того естественна, что Будимир даже удивился, когда какая-то женщина подняла бучу:
– В смысле – «нравится»? А если я включу музыку, которая мне нравится??
Шансон виновато сник – сразу стало скучно (буквы Гегеля были высоколобы и неприступны). Будимир достал из кармана плеер, обвязанный наушниками, помотал плейлист туда-сюда, но ничего не хотелось.
Тут в кармане брыкнул телефон – эсэмэска от Сида:
«Чё-кого? Сегодня в силе?»
Борясь с инерцией Т9, Будимир отстучал:
«Ага. На подходе звякну».
И отмотал плейлист на новый альбом Сида (он же ведь рэпер):
Метамодерн – да, я познал,
Мне было пять, а тебе двадцать семь,
Я мотал срок – в детском саду
И копал ямочку – и докопался
До положения всех, бля, вещей,
Стал просветлённее, чем Лао-Цзы.
Метамодерн – это кайфец,
Я за Навального, Путин круто-ой.
Тут Будимир почувствовал на себе взгляд (какой-то «ну-ну-с»). Не высокий, но и не низкий, не худой, но и не толстый (сходу не разберёшь – знаешь его, нет?), на него смотрел человек в клёпаной куртке, из-под которой выбивалась ряса. Будимир всмотрелся в эту нахальную щетину, уверенный в себе нос, насмешливо-благостную ухмылку, плутоватые щёлочки глаз (левый – вздут, в красных ниточках) – и достал наушник.
Это