Динуар. V. D.
Возможно, именно так первобытные ящеры бросались на свои жертвы.
Еще одна пуля мимо цели.
– Бьешься до конца. Впечатляет для армейского.
А ты, блять, что, гребаный морпех?!
Сыщик полулежал, забившись в углу, и с тяжелым свистом выпускал воздух.
– Последние слова?
– Я этим не горжусь, – скорее прохрипел, чем сказал Кравитц, и вытянул перед собой сжатые в горсть ладони.
В израненных пальцах на фоне клубящейся тьмы архива трепетал комок берлинской лазури, пронзительно яркий для такого мрачного места. Ленни мог чувствовать его пульс.
– Я этим не горжусь, – повторил детектив с Гулд-стрит.
Малютка Освальд в его руках по-доброму улыбался, будто выглядывал из норки. Кажется, для него это была просто веселая забава.
– Успеешь выстрелить прежде, чем я сверну ему шею?
Словно плюшевая игрушка, которую пока не задушили в объятиях.
Стегманн посмотрел на сыщика с таким чудовищным презрением, что тот содрогнулся от неожиданности. Так могли бы смотреть на крокодила, пожирающего потомство, другие крокодилы, если бы у них были чувства.
– И проверять не стану, – резко ответил Моттс, убирая ствол. Золоченая вставка рукояти блеснула и пропала в полах пиджака. – Оставь в покое Освальда и вали.
Ну и кто теперь крыса?
– Магнум.
– Да господи-боже… – банкир бросил на пол его оружие и подтолкнул ногой.
«Что хорошего ты сделал в своей жизни?» – спросил судья.
– Бумаги.
Что-нибудь, когда-нибудь, может быть…
– Там, забирай. Могу и вальтер отдать. От отца достался.
– Без надобности, – процедил Ленни, поднимая чехол для блокнота. Вряд ли парень шмальнет мне в спину.
Он старался не встречаться с цваргом глазами. Стегманн наоборот впился в него взглядом, будто хотел запомнить малейшую черточку.
«Каждый заслуживает, чтобы остаться в чьей-нибудь памяти. Пусть и в последний раз», – сказала Самара Морган.
– И да, Ленни, – когда сыщик уже был в дверях, окликнул Моттс. Неужели все-таки пустит пулю? Но банкир беззвучно открывал и закрывал рот и в итоге лишь покачал головой. «Даже у него не хватает слов для тебя», – безжалостно подытожил Донни.
Когда Кравитц покидал Золотой Дом, он сжал чертовы папки со стыда. Выстрели Стегманн, и его бы запомнили именно таким. Высоко на окошке малютка Освальд провожал сыщика улыбкой.
Пропащие судьбы
07/26 Th
Комната колыхалась в табачной завесе. Лампы беспомощно тонули в плотном дыму, придавая обстановке атмосферу черно-белого фильма. Берлога Ленни на 12-ом этаже кондоминиума по Уэстлейк-стрит напоминала оставленный штаб Бюро. Заявления, бланки отчетов, допросные листы, дактилоскопические таблицы и черт знает что еще. Имена и даты, выдавленные в сером картоне, будто на могильной плите. Чьи-то жалкие жизни,