Геном неизбежности. Анатолий Заюков

      Ночь темна. Лишь только светит

      в небе полная луна.

      Лютый холод гонит ветер.

      До земли накренена

      в золотых кудрях осинка,

      ей ли гибкость занимать,

      ей такое не в новинку.

      Мне осталось вспоминать

      мать, отца, мои семнадцать —

      боль, как в грудь воткнули нож!

      Это надо постараться:

      холод, ночь, а не уйдёшь.

      Не уйдёшь от светлых мыслей,

      от щемящей боли, слёз;

      упирается всё в числа,

      а такая боль всерьёз.

      Ветер, ночь, луна и стужа.

      Безысходная пора.

      Скоро, скоро снег завьюжит:

      спать не буду до утра.

      Буду думать на постели

      обо всём и обо всех.

      И такая ж ночь в метели —

      скрипы ставень, плач и смех.

      Вижу стог, и слава богу —

      жизнь рождается опять.

      За ушедшее тревога,

      его стоит вспоминать.

      Пусть во многом иллюзорный,

      но маячил идеал.

      Барабаны были, горны,

      вслед за ними я шагал.

      Не любил быть пионером,

      опоздал и в комсомол.

      Только жил в душе я с верой,

      и к Олимпу разум вёл.

      Покажите мне мальчишку,

      чтоб о чём-то не мечтал.

      С фонарём читал я книжки,

      в них искал свой идеал.

      Что случалось и случится,

      дай-то бог вернуться вновь.

      Хлеб да соль, как говорится,

      и не лить, как прежде, кровь.

      Август сказка, не секрет:

      и тепло, и гнуса нет.

      Не чего-то, не абы —

      собираю я грибы.

      И какой бывает лес

      в эту пору без чудес?

      Если б кабы и абы,

      не росли бы в нём грибы.

      Подберёзовик с ведро,

      один с сошкой, трое с ложкой,

      не червивый, с серой ножкой —

      точно, белое нутро.

      Как подарок дорогой

      со слоновьею ногой,

      в тёмной шляпе боровик

      к белому стволу приник,

      до чего же он велик —

      не вместит и грузовик.

      И опята вон, и рыжик

      смотрят, как из детских книжек.

      О, да сколько ж их, опят!..

      С мамой семеро козлят.

      Дальше груздь с кручёной шляпой

      скрылся под еловой лапой —

      и отменен, и пригож,

      до чего ж ядрёна вошь!

      Следом гриб на них похожий,

      гриб как гриб, с махровой кожей,

      на него разуй глаза —

      ядовитая гроза;

      здесь игра уж стоит свеч,

      чтоб себя же уберечь.

      А порой ищу подчас

      сыроежку битый час.

      Вот опять я гриб нашёл —

      ну