Смерть на Кикладах. Сборник детективов №5. Сергей Изуграфов
«Афродита» в следующем сезоне обязательно появился классический гитарист.
– А это наш, питерский, Анатолий Изотов, – наклонившись к Алексу, тихо шепнула Ирина. – Обратите внимание: настоящий виртуоз! Какая осанка, видите, как он сидит, как свободны его руки, как они двигаются! Какие звуки он извлекает! Всегда своим говорю: берите с Анатолия пример! Сейчас в его исполнении будет «Элегия» Йохана Каспара Мерца, австрийского композитора девятнадцатого века. Мне очень интересно ваше мнение!
В это время на сцене молодой мужчина в черном, с одухотворенным лицом и с длинными светлыми локонами до плеч, сидя с закрытыми глазами, сосредоточенно настраивал гитару. Закончив приготовление, он открыл глаза, улыбнулся залу и заиграл.
Зазвучавшая музыка вдруг показалась Смолеву удивительно знакомой, хотя он был практически уверен, что никогда не слышал ее раньше.
Очень странное ощущение, подумал он растерянно. Очень! Словно во сне, когда пытаешься вспомнить что-то важное и не можешь, а проснувшись, понимаешь, что и вспоминать-то, по большому счету, было нечего – ведь ты этого и не знал никогда. Но чувство, что мелодия ему близка, его не покидала.
Такое ощущение, вдруг мелькнула у него мысль, что музыку писал русский композитор. Не могу объяснить, почему. Но отдельные музыкальные фразы мне непонятным образом знакомы. Откуда? Русские романсы? Народные песни? Цыганские напевы? Но ведь в программке ясно указано: «Й. К. Мерц»! То есть, Йохан Каспар… Да и Ирина предупредила, что он австриец. Еще и из позапрошлого века. Как и чем это можно объяснить? Странно. Непонятно. Алекс задумчиво потер шрам на левом виске.
Произведение закончилось. Изотов сыграл великолепно, и зал проводил его бурными аплодисментами. Смолев пребывал в глубокой задумчивости.
– Что скажете? – улыбнулась Ирина, обращаясь к Алексу, пока ведущая выходила на сцену, чтобы объявить следующего участника. – Как вам «Элегия»? Понравилась? Ничего особенного не заметили?
– Элегия, – помедлив, ответил Смолев, находившийся все еще в плену своих ощущений, – слово греческое. У древних оно означало «печальную песнь», насколько я помню. Произведение и в самом деле печальное. Сыграно прекрасно, очень душевно и проникновенно. Но…
– Ага! – радостно кивнула Ирина, победно ткнув локтем мужа в бок. – Все-таки, есть «но»! Так, так, и что же это за «но» такое? Вам тоже показалось что-то странным?
– Тоже? – удивился Алекс, очнувшись наконец от глубокой задумчивости. – Почему «тоже»? А кому еще?
– Саша, я тебе потом расскажу эту историю, леденящую кровь! – усмехнувшись, ответил Игорь, потирая ушибленный бок. – Мы по этому поводу уже лет пять с женой спорим. Она даже целую библиотеку собрала на эту тему, включая редкие издания мемуаров Макарова.
– Макарова? – еще сильнее удивился Смолев. – Кто такой Макаров? Я так понял, что автор «Элегии» – некий австриец по фамилии