Я родом из страны Советов. Иван Георгиевич Кулаков
были нацмены – национальное меньшинство. В Советском Союзе всегда было много разных народностей, но были и особенно маленькие. Водку они не пили, свинину не ели. И иной раз с ними было удобно дело иметь: у них можно было водку выменять на сахар… А водку нам не каждый день давали. А только когда в наступление надо было идти или еще что-то в этом духе… Вот так мусульманину водку дашь, а он уже знает, что когда будут водку в следующий раз выдавать – он мне ее даст. Они свинину не едят, а тушенка-то из свинины была… Мы, бывало, к ним набивались в компанию: вот выдают банку тушенки на троих, а они не едят. Значит нам больше доставалось, но я им взамен мяса хлеба давал. Вначале они вообще отказывались по убеждению, ну а потом говорят, мол, тушенку мы будем есть, но сало – нет. А в конце концов вообще все стали есть. Хотя от водки некоторые продолжали отказываться. А некоторые даже там с ковриками молились потихоньку, а тогда это позором считалось – в Советском Союзе все были антихристы.
Однажды нам давали на ужин кашу гречневую – очень вкусную, со шкварками. Но она была совершенно несоленая. Что делать? Мы, солдаты, подняли там хай, мол, как так есть?.. Тогда старшина роты быстро сообразил – давай, говорит, всем по селедке на троих, чтобы солонее было. А как селедку на троих делить? Но как-то разделили.
Был у нас один нацмен – из гор Восточной Азии… Религия этой национальности не позволяла ему убивать людей и даже прикасаться к оружию. И как ему быть? Командир взвода с ним разговаривал-разговаривал, но убедить его никак не мог и в конце концов поручил это мне. Я его тоже и так и сяк убеждал, а он ну ни как не соглашается – боится, орет, бесится… Другие солдаты уже смеялись тогда над нами. Но все равно надо же было как-то его приучить. И вот как-то раз я вытащил из винтовки этого нацмена затвор и незаметно ему в карман шинели положил. А ребята-то все это заметили – и все смотрели, ждали, когда же он руку в карман положит и на затвор наткнется. А он все не кладет и не кладет руки в карман. Ну а что делать? Под конец этому парню намекнули, что, мол, в кармане у него есть что-то… Он туда руку сует, затвор этот замечает… И как заорет! И бегал кругами, и в костер прыгал… Мы уж сами не рады были, что такое придумали с ним. А он к командиру взвода побежал, потом обратно вернулся… Затвор-то он никак из кармана вытащить не может. Ну потом нам уже жалко его стало, да и ребята все уже на меня поглядывают – мол, надо что-то делать, парень же с ума сходит. Ну мы у него затвор вытащили… Вроде обошлось. А что потом с этим парнем стало, я уже и не помню… Кажется, его извозчиком взяли куда-то.
Нашу часть перевели в какой-то глухой лес – там мы и остановились. Уже фронт был близко, бомбежки слышны были, грохот артиллерии, немецкие самолеты через нас летали. Мы чувствовали, что бои уже рядом. Там мы разместились и начали заниматься военными делами – подготовкой. Я был уже рядовым, потому что прибыли командиры и из помощников меня убрали. А так как у меня было образование 9 классов – больше, чем у многих других – меня определили в минометчики… В минометном взводе