Слава Роду! Этимология русской жизни. Михаил Задорнов
ответственный секретарь был человеком азартным и свежая тема его, похоже, зацепила. Он, раздумывая, походил по комнате – моё предложение явно показалось ему интересным, но, как человек партийный, за такой «почин» ответственности на себя брать не хотел, хотя и считался ответственным секретарём.
– Я один такие вопросы не решаю! Пойдём к главному. Пускай ему потом за это взыскание выносят.
Главным редактором в то время был человек-легенда – писатель Борис Полевой. За «Повесть о настоящем человеке» на самом верху советской власти его так уважали, что позволяли гораздо больше, нежели другим главным редакторам.
Поэтому журнал «Юность» считался очень задиристым. Восхваление религиозных людей в атеистическом советском обществе не поощрялось. Я думаю, всей редколлегии «Юности» понравилась не столько тема нравственности верующих (мы все тогда были атеистами), сколь возможность в очередной раз задраться к советской власти.
Через месяц, неожиданно даже для моего отца, мне выдали командировку на Амгунь!
Теперь, вспоминая по порядку всё случившееся, я думаю: как бы сложилась моя жизнь, если б тогда я не отправился в то далёкое путешествие? Я бы много чего недоуслышал и уж точно недополучил витаминов. Так и продолжал бы всю жизнь участвовать в гонках с коллегами… по узкоколейке.
Добродельцы
До староверческой деревни на берегу реки Амгунь я добирался от Комсомольска-на-Амуре. Сначала по совершенно музейной узкоколейке, которую, судя по всему, прокладывали ещё колчаковцы, убегая от Чапаева.
Паровоз тоже был из тех, которые отбили чапаевцы у колчаковцев. Кассирша на вокзале предупредила, что билеты у неё остались только в последний вагон.
– СВ? – переспросил я, думая, что она оценит моё высокоградусное чувство юмора.
– Что? – не поняла кассирша.
– В спальный вагон?
– Да, там можно спать. Только надо взять с собой матрас или спальный мешок. У нас все вагоны спальные, умник! Кто где хочет, там и спит, – пробурчала она, выписывая мне билет почерком двоечницы-первоклассницы.
Не знаю, зачем она пугала меня последним вагоном? Вагон у этого поезда был один. Он же последний. В нём ехали простые советские люди. Ехали, не возмущаясь, поскольку за границей никто не был и, как можно по-другому ездить в поезде, никто не знал. Я не помню, были в нём полки или нет. Помню только, что никто не жаловался, наоборот: пили, рассказывали анекдоты и не просто смеялись, гоготали – ехали на стройку века! Кто-то за дублёнками и повышенной зарплатой, кто-то за новой жизнью, кто-то сбегал от правосудия, кто-то наверняка верил в то, что будет строить коллективное светлое будущее.
Наше неустроенное настоящее было настолько не устроено, что любое будущее казалось светлым. Это было чудное время надежд! Вожди величайшего государства в мире умело пользовались нашими надеждами и мечтами, периодически вбрасывая в народ лозунг-замануху, чтобы у «летариев» в очередной раз появилось ощущение, что коммунизм когда-нибудь всё-таки наступит. Словом, в