Абель. Asti Brams (Асти Брамс)
оставлять здесь памятные метки. Вроде подписей или современных наскальных следов своего пребывания.
Я внимательно слушала его, мне было очень интересно побольше узнать об этом месте и почему он привел меня сюда?
– Я хотел показать тебе это… – сказал Абель, словно услышав мои мысли.
Он стоял у стены, прямо над провальным окном. Я приблизилась и проследила за его взглядом. На серой каменной поверхности были неровно нацарапаны слова, которым нашлось место среди многочисленных меток, оставленных людьми. Я прочитала это, и мое сердце пропустило удар. Надпись была сделана на латыни – «Nos hic manere in aeternum», а ниже подписано – «Эл. Сэнд & Прайд». Дыхание сбилось от осознания, что я прикоснулась к времени… к тому, что уже произошло и подписано моим именем. В какой-то мере это было еще одним подтверждением той реальности, которой я все еще сопротивлялась. Я коснулась пальцами раненой стены, будто это помогло бы мне что-то вспомнить… Неровная поверхность уже была сглажена от времени.
– Мы останемся здесь навсегда… – произнесла я вслух то, что синхронно перевела в своей голове. – Когда это было сделано?
– В первый год нашего знакомства.
Я обернулась к Абелю, встречаясь с его отстраненным взглядом. Моя интуиция подсказывала, что это самый подходящий момент для вопросов…
– Прайд… – это твое имя в клубе?
Он лишь коротко кивнул в ответ.
– А как… мы познакомились?
Этот вопрос был немаловажным для меня, и я с нетерпением ждала ответа.
– Мы познакомились в больнице. Это, наверное, единственное место, где мы могли пересечься. Ты вела историю болезни Макса с ординатором.
Его лицо немного напряглось, а глаза устремились в никуда.
– Он родился тяжелым ребенком. Наркомания его матери не прошла даром. – Абель поджал губы при этом упоминании. – Он был недоношен, а его живот… внутренности были буквально наружу, когда он родился. Ему предстояло несколько тяжелых операций.
Мое лицо исказилось болью от одной мысли, что этот светлый, жизнерадостный малыш пережил такое! В голове невольно воссоздались страшные картины, отчего в груди возникла тупая боль. Мой внутренний мир заново разворошило от болезненных моментов, которые упустила память. Внутри защемило, словно я физически чувствовала те мучения, которые проходил Макс. Сейчас Абель говорил об этом спокойно, но тогда… как тяжело ему было пройти это испытание?
– Я не верил, что сын выкарабкается… – Опустив глаза, Абель покачал головой. – Тогда ты жестко вправила мне мозги, без страха нарушая границы этой гребаной деловой формальности. Его мать была в реанимации на тот момент, и ты резонно напомнила, что если я не буду верить в него, то и он, чувствуя это, тоже не станет бороться.
В моем горле застрял ком… Мне было очень тяжело это слушать. От одной мысли, что Макса могло и не быть, желудок скручивало, словно от удара под дых. Свинцовый осадок наполнил сердце, загоняя желание задавать вопросы куда подальше. Немного ободрял тот факт,