Война. Лора Таласса
об ужасах, которые творились в Новой Палестине во время гражданской войны, но впервые встречаю доказательства этого за пределами Иерусалима. Пощады не было никому, независимо от того, к какой религии принадлежали жертвы. Это стало моим первым уроком на войне – все что-то теряют, даже победители.
Одна гора плавно сменяется другой, третьей. Все это прекрасно, но…
– Куда мы едем? – спрашиваю я Войну.
– К океану.
К океану. Мое сердце пропускает удар.
Повсюду вода и огонь, и… эта боль. Боль, ничего, кроме боли. От ее острых укусов перехватывает дыхание.
Я семь лет не была у океана.
– Все хорошо? – Всадник смотрит на меня.
Киваю, даже слишком быстро:
– Да, я в порядке!
Он на мгновение задерживает на мне взгляд и вновь поворачивается к дороге.
– За время существования человечества вы придумали сотни тысяч слов для всего, что только можно представить, но так и не научились выражать свои чувства.
– Я в порядке. – Ну, уж нет, ни за что не скажу, что на самом деле думаю о поездке к океану.
Полуденное солнце печет голову. Кожу лица стягивает, на предплечьях уже появились красные пятна. Я потею, как лягушка. Искоса поглядываю на Всадника, на броню темно-красного цвета.
– Тебе не жарко? – спрашиваю его, меняя тему.
Я бы на его месте чувствовала себя ужасно. Кожа доспехов задерживает жар. Я бы уже обливалась пóтом, а он выглядит раздражающе невозмутимым.
– Неужели жена беспокоится о моем самочувствии?
Я смотрю на конюшни, виднеющиеся впереди.
– О, я и забыла… ты же привык к жаре, – говорю я вместо ответа. – Слышала, в Аду в это время года особенно жарко.
Чувствую на себе тяжелый взгляд Войны.
– Считаешь, я – демон? – интересуется он.
– Не исключаю этого… – прищурившись, всматриваюсь в здания, возвышающиеся впереди.
Я уже могу разглядеть гостиницы, магазинчики, конюшни вдоль дороги. Места, где можно перекусить и отдохнуть. И, похоже, сейчас мы приближаемся к одному из них. Но когда мы подъезжаем ближе, что-то кажется… странным. В небе над головой кружат птицы, на земле их еще больше – я слышу их крики. Поднимаю голову, смотрю на птиц, и, несмотря на жару, по спине пробегает холодок. Мы проезжаем мимо магазина и заброшенных конюшен, и тогда я наконец вижу, что привлекло птиц. Больше десятка орлов, стервятников, ворон кружат над тем, что валяется на земле. Пару секунд спустя я понимаю – это человек.
Я смотрю, смотрю, смотрю… затем резко останавливаю коня и спрыгиваю на землю. Птицы взмывают в небо, когда я подхожу ближе. Закрываю краем рубахи рот и нос, склоняюсь над телом. Трудно сказать, на что именно я смотрю, да я и не пытаюсь понять. Важнее всего то, что этот человек мертв. Остальное – лишь пища для кошмаров. Рядом валяются белые обглоданные кости, ухмыляющийся череп выпачкан кровью.
Я хмурюсь. Это больше похоже не на бойню, а на странное жертвоприношение.
– Мириам.
Оборачиваюсь к Всаднику. Он не спешился, держит поводья моего Грома.
– Ты