Новая жизнь под старым именем. Маргарита Александрова
любовь обязательно, рано или поздно, должна была проявиться в душевных переживаниях, лёгкой депрессии и отчуждённости от всего остального мира. При общении же с ней ничего этого не было. Более того, находясь в её обществе, он не только не отстранялся от окружающей его действительности, как раз наоборот – реальность представала перед ним вполне отчётливо. А она была для него своего рода естественным дополнением к этой действительной реальности или… реальной действительности. Этот каламбур так увлёк его, что какое-то время он ехал, пытаясь определить границы между двумя этими странными сочетаниями слов, но не найдя большого различия, вновь вернулся к своим прежним размышлениям.
Так, на чём же он остановился? Ах, да! Неясность их отношений… Он понимал, что чем больше думает об этом, тем сильнее запутывается. Но более всего его сбивал с толку тот факт, что он мог заниматься чем угодно вдали от неё и совсем не ощущать себя несчастным или потерянным, как это нередко бывает у влюблённых, когда те долго не имеют возможности видеть предмет своего обожания. К тому же, и при этом довольно часто, у него возникало ощущение того, что она как будто бы мысленно поддерживает его душевный баланс, и осознание этого наполняло его душу умиротворением. Он никак не мог объяснить себе, откуда берётся это ощущение, но тем не менее чувствовал эту душевную близость.
Однако страсти к ней он всё-таки не испытывал – что угодно: восхищение, уважение, восторг, родство душ, но – не страсть. И эта загадка не давала ему покоя.
* * *
После ужина она опять вышла на террасу, держа в руках чашку ароматного зелёного чая. С тех пор как она проводила его до машины, прошло без малого два часа. За это время реальность уже успела принять новые очертания: прямо перед ней, в последних отблесках угасающего небосвода, томно раскинулись перистые облака, запутавшись кое-где, подобно паутине, в ветвях деревьев, окружающих сад её нового дома. Лёгкий ветерок заботливо перешёптывался с листвой, мерно раскачиваясь на верхушках крон, за которыми робко прятался молодой, ещё неокрепший месяц.
Постепенно звуки тишины, нежно обволакивающие и усыпляющие сознание, погрузили её в лёгкий ментальный транс. В такие моменты она становилась похожа на древнюю фарфоровую статуэтку: небрежно прижатое к спинке кресла стройное тело с матово-белой кожей, в сумерках казавшейся бледной и оттого немного светящейся, слегка откинутая назад голова с тёмными, мягко струящимися по плечам волосами и отрешённое, тронутое блаженной улыбкой лицо с правильными, утончённо-резкими и изысканно-аристократическими чертами лица.
Некоторое время она сидела неподвижно, пытаясь настроить ход своих мыслей в нужном ей направлении. И это было очень увлекательное, по её мнению, занятие. Каждый раз она примеряла на себя при этом разные образы: то она представлялась себе женщиной-часовщиком, отлаживающей хрупкий механизм наручных часов,