Справа налево. Александр Иличевский
кофточке и платке, с посохом в руках и котомкой за спиною она стоит на склоне по пояс в травах. Зоя-джан прекрасно говорит по-русски, она долго жила в Иркутске. Сейчас время сбора зверобоя и кипрея, пучки которых торчат у нее из котомки. Окрест кипят-гудят пчёлы, и храм цветущего куста шиповника на обочине дороги раскланивается с нами под ветром.
В горах ветрено, и обжигает солнце. Трав множество, самые пахучие – полынь с маслянистыми семенами и мелкая пижма. Дорога из Араратской долины на Арагац карабкается по языкам лавы. Несколько километров едем по мощному оползню, который вкрадчивым своим течением, преодолевая в год по метру, сдирает асфальт, разламывает толстенные подпорные стены и прорезает овраги, из которых еще надо уметь вырулить. После обсерватории, где экскурсовод с большей охотой рассказывал о целебных свойствах тутовки (рецепт для нормализации пищеварения и нервной деятельности: двадцать грамм утром натощак), нежели о проблемах астрофизики, дорога упорно взлетает петлями вверх, оставляя позади ярусы предгорий. Постепенно становится не по себе от исподволь набранной высоты, ибо земля закругляется под колесами, – почвы всё меньше, неба больше.
Перед нами Татев – первый университетский центр Армении, куда мы прибыли на фуникулере, тянущемся пять километров над Воротанским ущельем на самолетной высоте. У входа в этот монастырь IX века сидит беременная женщина в розовом платье и шляпке и что-то увлеченно разбирает вилкой в судке, установленном на ее великолепном животе. Неподалеку работницы моют шерсть в воде из источника (к роднику в древности всегда привязывалось любое строительство) и раскладывают на просушку. Оглядываясь вокруг, снова и снова вбирая в грудь воздух, понимаешь, что лучшее место для съемок экранизации «Игры в бисер» Германа Гессе вряд ли еще отыщется.
Мы снова перелетаем на фуникулере через километровую пропасть и теперь петлями спускаемся в нее по отличной дороге столь стремительно, что, как в самолете, закладывает уши. В глубине ущелья гремит река, впившаяся в выглаженные паводком камни так глубоко, что со скальной перемычки, называемой Чертовым мостом, только слышно, но не видно поток.
Шнорхакалутюн – «спасибо», и трудность проговаривания такого количества шероховатых, как туф, слогов уже говорит о весомости благодарения. Более короткая форма повсеместно звучит как «мерси» (например, можно обменяться «мерси» с продавцом, покупая бутылку гранатового вина на базарчике в Гегарде) и не имеет никакого отношения ни к Шарлю Азнавуру, ни к заимствованию из русского, образца XIX века. Немногие знают, что изначально эта форма благодарности в Армении звучала «Мерси, Наполеон» и имелся в виду совсем не Наполеон I, а сын Наполеона Жозефа и Клотильды Савойской. В 1886 году, после изгнания французским парламентом Бурбонов, Орлеанов, Бонапартов, он нашел прибежище в России, в 44‑м Нижегородском