Справа налево. Александр Иличевский
красной смородины тысячу драм (восемьдесят рублей). Длинный зеленый язык горнолыжной трассы, рассекающей лесистый склон над Джермуком. Пугливый ослик на пригорке, стоящий по шею в закатном солнце и приплясывающий от щелчков затвора фотоаппарата. Серебряное полотно, пролитое полнолунием на поверхность Севана. Одинокий таинственный хачкар, высеченный в скале. Притяжение гор, влекущих подняться в них и раствориться в дали над монастырями Санаин и Гндеванк.
Бюраканская обсерватория по дороге на Арагац. Ее основатель академик Виктор Амазаспович Амбарцумян изучал здесь галактики с активным ядром, до сих пор остающиеся предметом пристального внимания ученых. Территория обсерватории – прекрасный парк, ухоженный, со сложным рельефом, сочлененным подвесными мостками, с двумя выглядывающими из листвы башнями телескопов. Из ковра барвинка вдоль тропы вспархивают тучи мотыльков.
Научная работа заглохла; лишь изредка здесь проводятся астрофизические симпозиумы. Сотрудники обсерватории водят экскурсии и время от времени приоткрывают купол, чтобы окунуть телескоп в пучину Вселенной. Мы какое-то время играем с приблудившейся кусачей дворняжкой, пасемся у тутовых деревьев, пачкая пальцы чернильным соком шелковицы, и заглядываем в дом-музей Амбарцумяна. Экспозиция состоит из семейных фотографий, библиотеки научных журналов, образцов полезных ископаемых Армянской ССР и парадного портрета, изображающего академика в кабинете за рабочим столом, почему-то с книгой «Здравоохранение СССР» под рукой.
В Армении часто звучит русская речь. Русский изучается в школе, много рекламы на русском, и всё, что связано с техникой и технологиями, тоже по-русски, хоть иногда и с местным колоритом: например, «ХОДОВИК – СМАЗКА – МОТОРИСТ» вместо: «ХОДОВАЯ – ЗАМЕНА МАСЛА – РЕМОНТ ДВИГАТЕЛЯ».
В горах пастухи и крестьяне жуют маковое семя; это добавляет выносливости. Здесь высок метаболизм и велико прямодушие: много работы, много еды и непременна крепкая тутовка.
Стоит только заглянуть в нищий крестьянский дом, как тут же усаживают за стол, вынимают из тандыра горячий хрустящий лаваш (чем выше в горы, тем он солонее), достают огурцы, помидоры, травы, сыр, выпивку…
Ущелье, в котором течет Дзорагет, образующий слиянием с Памбаком реку Дебед, – это несколько десятков километров полета над бурлящей водой, после вчерашнего шторма полной селевых мутных сходов; дома, стоящие на сваях, – над водой и на склонах, с многоярусными этажерчатыми верандами, по которым носятся дети; это сосредоточенные ловцы речной форели на мостах, неотрывно наблюдающие за кончиком удилища и готовые подсечь радужную рыбешку, бьющуюся на крючке кольцом…
Годы независимости очистили воды реки, куда раньше опорожнялись технические резервуары медного производства. «Тогда здесь даже лягушек не было», – говорит Тофик Манукян, 65 лет, выпускник московского Института стали и сплавов,