Единственная игра, в которую стоит играть. Книга не только о спорте (сборник). Алексей Самойлов
ему претят. У него весьма своеобразная табель о рангах: если все вокруг называют талантливого, но пижонистого баскетболиста князем, он считает его плебеем. Таланта не отрицает, но пижонства, стремления пустить пыль в глаза не выносит. Зато Хомичюсом восторгается, потому что тот, как папа Карло, пашет все сорок минут, отрабатывает и за себя и за других. Азарт свой Петрович придерживает. И в баскетболе, и в картах. И там и там он неожиданен и непредсказуем. Питерские друзья Петровича преувеличивают, по-моему, и невозможную сложность его перекрученного характера, и его абсолютную непредсказуемость. А он просто очень умный человек, и как всякий природно умный мужик сложен и непредсказуем. Я однажды с ним в «Стреле» всю ночь в купе проговорил и понял, что уже продуманную мной книгу о нем надо передумывать заново… Сколько нового открылось мне в этом человеке, которого я знал, казалось, целую вечность!
Его сокровенное желание
На роль праведника Петрович не тянет: и в карты играет, и своих подопечных может в сердцах назвать «баранами», и переменчивость в отношениях с друзьями за ним водится, и раздражительным, несправедливым, капризным бывает. Он всегда на виду, он публичный человек, а публичные люди, привыкшие ко всеобщему вниманию и почитанию, хотели бы, чтобы окружающие угадывали их намерения, мысли, чувства. Да и капризом это не назовешь. У каприза эгоистичная природа, это на самом себе замкнутое побуждение-действие. А талантливый тренер, работающий с командой, чьи успехи влияют на настроение тысяч горожан, тренер, бросивший вызов самим родоначальникам баскетбола американцам и впервые в истории, на мюнхенской Олимпиаде, приведший сборную Советского Союза к победе в олимпийском турнире, тренер, перед которым американцы снимают шляпу, заслужил, чтобы с ним считались и даже пытались угадать его желания. Он ведь не «Мерседес» для себя выпрашивает, не квартиру в доме улучшенной планировки, опять же для себя, а элементарные житейско-бытовые условия для своих игроков…
Когда, следуя моде времен демократизации и гласности (в главные режиссеры театра – голосованием; в тренеры клуба высшей лиги – голосованием) ветераны «Спартака» весной 1988‑го пошли по начальству снимать Кондрашина от имени коллектива, они инкриминировали ему и грубость, и раздражительность, и ухудшение учебно-тренировочного процесса, и невнимание к их, игроков, бытовым условиям, но никто не обвинял его в шкурничестве, непорядочности. Этого Петровичу в вину никто и никогда поставить не мог. Разве что Женя, Евгения Вячеславовна, жена, да Юра, сын, которым, наверное, хотелось бы жить в квартире покомфортнее, вправе на него жаловаться, но они, люди родные, близкие, все видят, все понимают и не ждут, что глава семейства переломит себя и будет ходить по начальству, чтобы выбить приличную квартиру. Может, он и тут надеется, что кто-то расслышит мечту его домашних, угадает его сокровенное желание?..
Вообще-то у него другое