Сейчас и навечно. Эмма Скотт
а не в пять или шесть.
Стук колес подо мной убаюкивал, а глаза закрывались. Семейный кодекс словно проецировался на заднюю поверхность века – неприятный побочный эффект эйдетической памяти. Чем больше я что-то запоминаю, тем больше шансов, что это останется со мной навсегда.
…если один из родителей оставляет ребенка на попечении другого лица более чем на год без предоставления ему содержания или без коммуникации, то следует рассматривать это дело как отказ от ребенка…
Эти слова я никогда не забуду, и убаюкивающее движение поезда вернуло меня в август прошлого года. Древняя история. Тогда я еще не устал. Пока нет.
Обшарпанное здание с вывеской Департамента по делам семьи и детей возвышалось на другой стороне улицы. Небо было затянуто облаками, холодный ветер пронизывал меня до костей, пока я крепче прижимал сверток к себе. Казалось, что лето закончилось, и зима вот-вот должна вступить в свои права.
– Скажи мне еще раз, что произойдет, когда я отдам ее? – спросил я.
Джексон искоса посмотрел на меня.
– Они попытаются разыскать Молли.
– Я пробовал. Безуспешно.
– Тогда ребенок попадет в приемную семью.
– В приемную семью…
Я опустил взгляд на спящего младенца в своих руках, укутанного в одеяло. Мои руки устали. Оливия была крошечной, но держать ее весь путь на поезде, а потом нести три квартала на руках оказалось тяжелее, чем любая тренировка в спортзале Гастингса. Я бы взял «Убер», но у меня не было автокресла.
У меня ничего не было.
– Это лучший вариант, – в сотый раз повторил Джексон за прошедшие шесть дней после вечеринки.
– Ага, – буркнул я. – Лучший.
Он одарил меня тусклой, сочувствующей версией своей ослепительной улыбки.
– Пошли давай. Зеленый свет.
Он подтолкнул меня рукой, но я не сдвинулся с места. Ноги словно приклеились к земле.
Я окинул взглядом оживленную городскую улицу. Ветер завывал между цементных зданий, которые возвышались над нами: холодные, ровные и серые. Я попытался представить, как захожу в Департамент и передаю ребенка какому-то незнакомцу. Это было бы так просто. Она уже несла на себе тяжелый груз прожитых лет, и все, что мне нужно было сделать, это отдать ее и уйти.
Но Оливия прильнула к моим рукам, ко мне.
– Я не могу.
Улыбка на лице друга стала жесткой, а затем и вовсе исчезла.
– Господи, Сойер.
– Молли доверила ее мне, Джекс. Оливия моя.
Он стоял, уставившись на меня. Потом покачал головой и развернулся на углу улицы, раскинув руки.
– Я знал это! Дайте мне приз, друзья, я, черт побери, знал это!
Остановившись, он повернулся лицом ко мне.
– Я знал это шесть дней назад. После вечеринки. Все ушли, а ты сидел на диване среди пивных банок и пластиковых стаканов и кормил ее из бутылочки, будто в этом мире больше никого нет. Так что ты собираешься делать? Воспитывать ее? Ты собираешься вырастить ребенка, Сойер?
– Я