Невинная для грешника. Лина Манило
Вроде и не должна, а мучает. Денег с лихвой хватило на все лекарства, на поощрения медсёстрам и даже ещё осталось порядка семи тысяч. Я так и оставила их лежать на карточке – не хотелось тратить чужое.
Не могу относиться к этим деньгам иначе, потому что мне они принадлежат, я их не заслужила.
Взбиваю подушку, укладываюсь на живот – может быть, в такой позе получится подремать без сновидений, но, когда мне мерещится Марк, я понимаю: это какой-то дурной знак.
Решаю, что с меня хватит, и иду на кухню, варю бульон из крошечной перепёлки, которая каким-то чудом нашлась в морозильнике. Я не знаю, можно ли маме есть сейчас, но не приготовить не могу.
Мне нужно отвлечься, нужно привести нервы в порядок. Заливая маленькую тушку чистой водой, прислушиваюсь к себе и тишине вокруг. Сердце бьётся ровно, в голове проясняется, а руки больше не трясутся. Мне даже рыдать уже не хочется – растерянность прошла, шок отступил и теперь хочется действовать.
На часах всего четыре утра, соседи ещё мирно спят, а на моей кухне суета и дым коромыслом. Подсоединяю мобильный к колонкам – единственное, что мама не выбросила после отца. Он у нас был знатным меломаном – это то немногое, что есть в нас общего.
Тихая мелодия заполняет кухню, ритм любимой песни успокаивает окончательно, и я даже пританцовываю на месте, снимая пенку с бульона.
Спустя три часа, я собираю в пакет контейнер с тёплым бульоном, термос с травяным чаем и, завязав шнурки любимых кед, последний раз смотрю на себя в зеркало и выхожу из квартиры.
– Марта, у тебя разве не каникулы? – удивляется соседка из квартиры напротив, крепко держа за поводок своего престарелого кота. Тётя Лиза очень милая старушка, и в детстве я частенько оставалась у неё, когда родители уходили на очередное романтическое свидание.
Они когда-то очень любили друг друга, но потом что-то сломалось и рухнуло. Наша жизнь изменилась до неузнаваемости, и я иногда очень скучаю по тем временам.
– Ты такая бледная, – сокрушается, оглядывая меня ясным взглядом выцветших с возрастом голубых глаз.
Ещё бы мне цвести майской розой.
– Каникулы, тёть Лиза, – игнорирую её замечание, улыбаюсь широко и, повесив пакет на запястье, проворачиваю ключ в замке, запирая дверь. – Но есть кое-какие дела.
Тётя Лиза очень любит маму, потому я не хочу расстраивать пожилую женщину тревожными новостями. Тем более, что знаю: мама бы одобрила моё молчание. Она у меня гордая и жаловаться никому не любит. И чтобы о ней жаловались не любит ещё больше.
До больницы на городском автобусе ехать почти час. Я устраиваюсь у окна, ставлю на колени пакет с передачкой и наблюдаю за просыпающимся городом. На улицах так мало людей, в воздухе плывёт серебристая дымка, а деревья, растущие вдоль обочины, от быстрой езды сливаются в изумрудную ленту.
Мне хочется, чтобы автобус ехал быстрее, ещё быстрее, хотя он и так мчит по пустым дорогам резво, но мне этого мало. От нетерпения притопывая ногой, я всовываю в уши капельки наушников, и только музыка расслабляет.
Если