Восемнадцать часов дурдома. Владислав Картавцев
турникете загорелся зеленый огонек, и створки отворились. Андрей триумфально проследовал между ними, обернувшись и удостоверившись, что следующий за ним малоизвестный ему доктор из терапевтического отделения растерянно прикладывает пропуск к сенсорному экрану, но в ответ получает только злобное жужжание иезуитского механизма. Андрей выиграл каких-то три секунды, но они означали победу!
– А опоздавших бьют! – входной автомат разблокируют только после доклада главврачу с ежеутренним перечислением опоздавших – а доклад приравнивается к безусловному лишению премии за месяц. – Бедолага! Сегодня не твой день, доктор Борменталь! Хотя бы ты и резал яичники для профессора Преображенского! – Андрею очень хотелось рассмеяться вслух, но он взвешенно решил промолчать. Кто знает, сколько ему самому будет везти?
Всё! Теперь можно не торопиться – он повесил куртку в гардероб, надел бахилы и побрел к лифту. Ноги чуть-чуть дрожали, Андрей чувствовал, как пот выступает на спине – зато, несмотря на многочисленные утренние задержки и препоны, он на работе вовремя и можно расслабиться. А что способствует расслаблению? Чай! Горячий, крепкий – можно даже чуть-чуть горьковатый и со вкусом лимончика!
Звякнул звонок лифта. Двери открылись – «Четыре», это его кнопка. На четвертом этаже у него кабинет, он одновременно служит и рабочим местом, и убежищем – почти сакральным личным пространством, где можно передохнуть, собраться с силами и восстановиться после нервного напряжения.
– Чем с утра здесь так мерзко воняет? – этот вопрос Андрей задавал себе постоянно. В момент появления его в кабинете (он брал ключи у дежурной медсестры на этаже, расписывался, взламывал сургучную печать на двери и открывал замок) спертый застоявшийся воздух коварным ударом обрушивался на его тонкое обоняние и причинял ему почти физическую боль. И не имело значения, открыто окно на улицу или нет, все равно – воздух был всегда сперт и всегда вонял, как на скотобойне.
Сие странное явление называлось в больнице «душком». «Душок» жил везде– и даже в стерильной до хруста образцово-показательной барокамере, призванной выполнять представительскую роль в моменты прибытия высоких проверяющих гостей или комиссий. Другого применения камере так и не нашли – ведь в конце концов здесь не какой-нибудь водолазный центр по подготовке морских диверсантов!
– Да перестань ты возмущаться! – говаривал Андрею по поводу всепроникающего «душка» его пожилой наставник врач высшей квалификации Златоуст Павел Никифорович. – Ты должен для себя уяснить: любому месту (особенно это касается заслуженных медицинских учреждений типа нашего) присущ свой запах. И не только запах, но и некая изюминка, культурный пласт и даже отношение к действительности! Вот у нас – «душок», на Загородном шоссе по стенам время от времени сочится кровь и проступают четверостишия Безумного Психиатра, а в Питере в Кащенко ходят два дореволюционных привидения и отлавливают задержавшихся до ночи аспирантов. Особенно любят девушек – говорят, у одной после встречи с привидениями даже случился выкидыш, и это притом, что не была беременна! Тебе лично что больше нравится: наш безобидный «душок», кровь и Безумный Психиатр или вообще мертвецы в белых