Аккорд. Александр Солин
я уже был выше тебя) с вопросительным, немигающим взглядом, и я, плохо соображая, вдруг быстро склонился и коснулся твоих губ, боясь, что ты тут же отпрянешь. Но ты не стала уклоняться, и я, ощутив теплую, нежную опору, припал к ней. Мы стояли, слившись губами, и мир вокруг нас расцветал, как финал первого концерта Чайковского для фортепьяно с оркестром. Потом ты отстранилась, поправила на мне шарф, положила руки в вязаных рукавичках мне на грудь и сказала с новой, чудесной, глубокой заботой: «Вот так носи, а то простынешь…», после чего сама потянулась ко мне. Возвращаясь домой, я останавливался, задирал голову и смотрел на восторженное звездное небо. Из его мерцающих глубин лились ликующие звуки сводного хора ангелов.
После этого нам открылась другая сторона любви, или, вернее, ее неожиданное продолжение. Поначалу невинные и смущенные, поцелуи наши становились все более горячими и затяжными. Отдельные части тела, обретавшие вдруг самостоятельность и силу, сигналили нам, что достигли красной черты, и мы переводили дыхание, краснели и отводили глаза, словно растерянные заговорщики, узнавшие истинную цель заговора.
Однажды голубино-сизым апрельским вечером мы остановились у ее дома, и я, зайдясь в пунцовом смущении, сказал: «Нина, я тебя люблю… А ты меня?» Она опустила глаза и тихо откликнулась: «Я тоже…». Я продолжил: «После школы мы поженимся. Хорошо?» «Хорошо…» – так же тихо согласилась она.
Прочное, не допускающее ни малейших сомнений доверие установилось между нами. Нина превратилась в стройную, обворожительную красавицу, неподдельной скромностью лишь усугублявшую свою, прямо таки, роковую привлекательность. Я смотрел на шальных, повизгивающих одноклассниц, и мне хотелось поскорее оказаться рядом с Ниной. При встрече я торопился ее поцеловать, подтверждая тем самым нерушимость моего чувства. В ответ она смущенно улыбалась.
Завершилась выпускная суматоха, и я, явившись к Нине домой, сообщил ее отцу и матери, что намерен жениться на их дочери. Безусловно, что-то подобное они предполагали когда-нибудь услышать, но все-таки не так рано. И мне было отказано. И тогда я объявил своим родителям, что их сын готов стать мужем, а если потребуется, то и отцом. Поднялся большой переполох. Родители встретились, усадили нас рядышком, допросили и, убедившись, что интересные обстоятельства отсутствуют, облегченно вздохнули и разрешили нам пожениться через год. Резоны при этом приводились самые убедительные: Нине надо окончить училище, а мне закрепиться в институте. Другими словами, они не нашли ничего лучше, чем отложить жизнь на потом, поручив ее течение безответственной воле таинственных сил. Я согласился только потому, что дрогнула Нина.
Итак, она продолжила учебу, я поступил в московский институт, и мы стали привыкать к изменившимся обстоятельствам. Мои местечковые горизонты одним махом раздвинулись, открыв мир взрослых соблазнов и удовольствий. Я с ними справился, и летом следующего года вновь потребовал у ее родителей руки их дочери. На этот раз они, повздыхав,