Эхо и империи. Морган Родес
повела меня обратно в просторные, блестящие коридоры галереи. Несколько утвержденных королевством репортеров стояли неподалеку и делали снимки. Я сосредоточилась на том, чтобы держать спину чуть прямее и улыбаться чуть шире, раз уж все увидят меня рука об руку с самой королевой.
«Подавись, Хелен», – подумала я.
– Вы с Эмброузами хорошо ладите? – спросила королева по пути.
– Очень хорошо, – ответила я как можно более живо. – Селина – моя лучшая подруга, она мне как сестра. А ее отец очень приветлив и добр ко мне.
Вовсе нет. Но и монстром он тоже не был. Чаще всего он игнорировал факт моего существования, что полностью меня устраивало.
– Я знаю, что Луи был ему очень дорог, – сказала королева.
– Это правда, – с готовностью согласилась я.
Мы прошли по золотому коридору, в котором пахло сладким вином и дорогим парфюмом, и королева кивнула присутствующим, повернувшим к ней улыбающиеся лица.
Но затем, когда мы оказались в пустующем участке холла, выражение ее лица стало мрачным.
– Джослин, я уверена, ты слышала о недавней облаве на резиденцию лорда Баниона.
Я замедлила шаг.
– Я знаю, что он сбежал.
– К сожалению, это так. Пока. Ты уже видела выставку украденных им предметов искусства?
Так вот куда мы направлялись.
– Еще нет.
– Я тоже. – Она стиснула челюсти. – Я подумала, будет уместно, если мы осмотрим ее вместе, раз уж этот злодей украл у нас обеих столь много. Клянусь, Зарек Банион поплатится за всю боль, которую причинил миру.
– Хорошо, – ответила я. Но то была лишь вершина айсберга всего, что я хотела сказать: наполненной ненавистью тирады в адрес злого колдуна, который с помощью противоестественного владения магией причинял вред любому, кто встречался ему на пути.
Художественная выставка расположилась в дальнем конце коридора, в комнате, охраняемой четырьмя королевскими гвардейцами. На первый взгляд она походила на любую другую комнату в галерее: стены украшало несколько картин в золотых вычурных рамах, в витринах мерцало несколько драгоценностей, а у стен красовались статуи и другие предметы роскоши.
Мой взгляд тотчас привлекла маленькая золотая шкатулка, напомнившая шкатулку для драгоценностей, подаренную отцом после смерти матери, когда мне было четыре года.
На крышке моей шкатулки было выгравировано мое имя и бабочка, которую нарисовала мать. В ней я по сей день хранила любимое кольцо и ожерелье.
На этой же шкатулке была другая гравировка – глубокие геометрические формы, переплетенные между собой.
– Боже милостивый, – прошептала королева.
Я повернулась посмотреть, что же вызвало у нее такую реакцию.
Она стояла перед портретом красивого юноши с русыми волосами и голубыми глазами.
– Ваше Величество? – нерешительно обратилась я.
Лицо королевы побледнело, пока она рассматривала картину.
– Не думала, что увижу ее снова, но благодарна, что ее вернули.
У меня перехватило дыхание, едва я осознала,