Тридевять небес. Всеволод Олегович Глуховцев
в чем трудно еще угадать картину. Рука, сплетающая нити, замерла. Как шевельнутся ее пальцы, что за узор пойдет слагаться по ее прихоти и вне ее?.. Увидим. Или нет?..
Глава 2
СССР, Москва, октябрь 1923 года
Дежурный пролистнул паспорт, задержал взгляд на фото, перевел на посетительницу.
Придраться не к чему. Новенький, месяц тому назад выданный паспорт гражданина СССР. Данные в нем и в листе посещений абсолютно совпали, фото в паспорте и внешность тоже. Часы, на которые дежурный мельком взглянул, показывали именно то время, что указано в листе. Досмотр личных вещей состоялся еще на входе. Никаких препятствий к посещению нет.
И все же сотрудник охраны медлил.
Не то, чтобы он усматривал в гостье нечто необъяснимо подозрительное. Напротив, интуиция и опыт, с годами слившиеся в единое целое, уверенно подсказывали, что подвохов здесь нет. Эта дама действительно идет на прием к председателю Реввоенсовета, народному комиссару по военным делам Союза Льву Давидовичу Троцкому, и более того, он сам ждет ее с нетерпением, еще с утра справлялся о ней…
Но вот именно это и напрягало.
– Что-то не так? – мягко спросила женщина.
Ч-черт! Уловила.
Пауза и пары секунд не продлилась, а она угадала… Ведьма!
Это словечко выпрыгнуло само собой, помимо воли, и прошлось по душе неприятно, шероховато. Но глубинное, даже не профессиональное, а исконно человеческое, заложенное во тьме времен чутье просигналило чекисту: да! Так и есть. Слово дремучее, дурное, но от словесных перемен суть не изменится. Как хочешь назови…
– Цель вашего посещения? – он постарался быть как можно суше.
Гостья чуть обозначила улыбку:
– Личная беседа. Председатель РВС пригласил меня для консультации.
И умолкла, дав понять, что о дальнейшем спрашивать – охраннику не по его чину.
Тот ощутил этот тон, не ошибся. Вообще, в мягкости обращения этой особы умело была спрятана колкость, не выпускаемая на поверхность. Человек простодушный наверняка этого бы просто не заметил. Но чекиста служба отдрессировала тонко ловить оттенки людских настроений. А вернее, отточила то, что в нем, видимо, было заложено от природы. Это уж или дано, или нет. Ему – дано.
«Ведьма,» – повторил он про себя уже осознанно, недобро, успев вспомнить, что Лев Давидович, по слухам, очень неравнодушен к психологам, гипнотизерам, медиумам… такого рода публике. Вот и у них в ОГПУ – специальный отдел под руководством Глеба Бокия, за семью замками, где собрались какие-то чуть ли не чернокнижники; этот отдел, опять же, по слухам возник при самой энергичной поддержке Троцкого. Вот и эта… похоже, из них же. Как ее, черт…
Он скосил взгляд в лист приглашенных. Шпильрейн! Да. Сабина Николаевна Шпильрейн. Тьфу!
Все это, начиная со второй «ведьмы», промчалось в мозгу контролера в доли секунды, не отразившись на лице ровно никак. Худощавое, маловыразительное – лицо провинциального мастерового средней руки – оно исходно