На пересдачу – с клыками!. Надежда Мамаева
видом спорта.
Мысль, что здесь забыли двуединые, царапнула, но мне было сейчас не до хвостатых. Сейчас гораздо важнее – не опоздать на распределение.
Вот такая взмыленная я и примчалась, едва дыша, к дверям кафедры, где уже собрались студенты. Лица у однокурсников были мрачные, из категории «похмельно трезв, хоть и не пил ни капли». И это настораживало. Потому как практика – это вам не молниеносно громыхнувшие экзамены весенней сессии, которые, к слову, были уже давно и прочно прокляты (всей нашей группой) и пропиты (мужской, то есть почти всей частью оной). Сегодня знаний не потребуют.
– Чего это вы? – выплёвывая воздух пополам с легкими, спросила я, пытаясь отдышаться.
– Катафалк в комиссии, – сказал, как в пентаграмму к демону закинул, обычно шалопаистый Эйкай.
И это при том что сокурсник не терял оптимизма, даже когда перед его носом ректор размахивал армейскими сапогами. Да не просто тряс, а грозил при этом написать рыжему столь хорошую характеристику, чтобы этого талантливого разгильдяя-мага тут же с руками оторвали стражи барьера. И лет на пять упекл… пригласили послужить на благо кантонов – южных приграничных областей нашей страны, после которых начинались пустоши, населенные демоническими тварями.
А тут Эй был серьезен, мрачен и собран. А после его слов и я сглотнула.
– А он что тут делает? Должна же быть… – непонимающе вопросила я.
– Заболела она. Слегла, – пояснил Мэт, почесывая голову, волосы на которой были сбриты от кончиков ушей и ниже. Отсутствие шевелюры у парня заменяла густая вязь татуировок, уходивших с шеи на спину и прятавшихся за воротник.
Леди Миртвуд – строгая, но внимательная дама того возраста, когда женщина уже всегда права, но еще не деспотична, – была нашим куратором. Она даже любила нас. По-своему. И на распределении, когда наши личные дела будут рассматривать через лупу, дабы отделить достойнейших среди блатных, а последних – от всех прочих, решающее слово должно было остаться именно за ней, нашим куратором.
И несмотря на ее педантичный и придирчивый характер, мы знали: она будет абсолютно беспристрастна и справедлива. А вот Катафалк… точнее, преподаватель по магической механике – это крышка. Причем для нашей группы сегодня – коллективная. Потому как любимым занятием профессора Ульриха фон Грейта была ненависть. И он отдавался ему всей душой.
Магистр, мягко говоря, не любил студентов, считая всех и каждого тупицами. Зато обожал власть. А поскольку до руководящих должностей его, слава святым шестеренкам, не допускали, то он повелевал адептскими умами. Хотя, чего не отнимешь, Грейт являлся талантливым и сильным магом, одним из лучших в стране в области артефактной механики.
В общем, он был одновременно и редкостным специалистом в своем предмете, и гадом. В последнем я убедилась лично. Причем дважды. На зачете и на экзамене. Оба раза, выходя из кабинета, я слышала его крик: «Низший балл! На пересдачу!» И это при том что я все прекрасно