Изгородь. Егор Куликов

      Смог, Пашка.

      И вновь становится тихо, если не считать, как урчит мое нутро. Но оно не разрезает тишину, а скорее привносит в нее некую нотку жизни. Или нотку уюта – называйте это, как хотите.

      – А помнишь, как мы тебя только приволокли к нам во двор? – тихо говорит он, но я все-таки слышу. Каждое слово слышу. И опять же… «тебя».

      Помню. Все помню.

      – А как в болоте погрязли, когда Славу Вильева из речки тянули. Помнишь?

      Помню.

      – А когда зимой в поле у тебя коробка навернулась и мы с тобой всю ночь там кочевали, помнишь?

      Помню.

      – И как углем тебя тогда загрузили по самое не балуй. Тогда вся деревня тебе благодарна была. Помнишь?

      – Помню.

      – А сад… помнишь тот сад, который мы с тобой, считай, вдвоем выкорчевали, чтобы новые саженцы посадить. Помнишь?

      – Помню.

      Спиной чувствую, что солнце встало. Пригрело кабину и совсем скоро доберется до села.

      Пашка достает папиросу и закуривает.

      – Хорошо тут у тебя. Но давай как в старые добрые…

      Он выскакивает из кабины довольно легко и проворно. Садится рядом, закуривает и смотрит на село, где солнце уже коснулось домов.

      – А помнишь, как мы в союзе на поле батрачили и тебе тогда премию выписали? – говорю я.

      – Помню. – отвечает Пашка. – И то, как копил деньги, чтобы забрать тебя, помню. И то, как испугался, что не успел, тоже помню.

      – И я помню. А как нас угораздило тогда в город поехать, помнишь?

      – Помню.

      – А когда ты на техника орал, что он не следит за мной, помнишь?

      – Помню.

      – А как мы смеялись тогда, когда случайно вспахали засаженное поле, помнишь?

      – Помню. Все помню. – Пашка топчет окурок в землю. – Спасибо тебе. – и он гладит рукой колесо. Словно собаке за ушами чешет. – Спасибо, что был со мной. Спасибо, что не единожды выручал меня. Да что там меня, всех жителей выручал. Извини, если что-то было не так. Спасибо.

      – И тебе спасибо, Пашка. Мы ведь еще встретимся?

      – Не знаю.

      – Не здесь, так где-нибудь в другом месте. Ведь увидимся?

      – Я очень на это надеюсь.

      Пашка приткнулся к колесу, спустил кепку и закрыл глаза. Некоторое время я чувствовал его дыхание. Его сердцебиение. И его жизнь.

      Когда солнце вскарабкалось на небосвод, на высоком холме, откуда видна вся деревня, так и стоял безжизненный трактор, а рядом, уткнувшись в колесо, сидел старик.

      Полчаса