Музыка крыльев. Дэвид Алмонд
стати она вообще с ним разговаривает?
– Колин, отвяжись, – процедила она.
– И где он на этот раз?
– Кто «он»?
– Папка твой. Он же по всему миру шляется, фотки делает, да?
– Не твоя забота.
– Но где-то же твой папка есть? Не испарился пока?
Она молча буравила Колина взглядом.
– Боишься, что его убьют?
Она покачала головой. Закрыла глаза.
– Не боись. Не убьют.
Когда она снова открыла глаза, он уже спускался с холма к деревне, размахивая руками, словно в танце. Или в полёте. Копна светлых волос посверкивала на солнце.
Она долго смотрела ему вслед.
Потом тряхнула головой: надо же, в братья навязывается! Она никогда не хотела иметь брата. Ну, сестру – ещё куда ни шло. С сестрой, наверно, можно ужиться. На самом деле ей и одной хорошо. В детстве-то она порой мечтала о сестричке. Чтобы она появилась – откуда ни возьмись, прямо как Колин, – взяла её за руку и сказала: «А давай ты будешь моей сестрой?» И они вдвоём, рука в руке, пойдут гулять в Хитон-парк.
Она всё это вспомнила и засмеялась. Дети… они и есть дети. Что с них взять?
Она пошла дальше. Вверх.
Нет связи. Проклятье. Хотя… клин, что ли, на ней сошёлся, на этой дурацкой связи? Как она вообще устроена? Как голос Максин попадает в телефон, когда связь есть? Её голос что – витает в воздухе? Словно пение птиц или вой ветра? А потом втискивается в коробочку под названием «телефон»? Микки однажды сказал, что телефон похож на волшебную палочку. Взмах – и голос уже внутри. Взмах – и эсэмэска вылетела из него, точно птица.
Да, в сущности, волшебство. Но неужели на это способен только телефон? А ухо может поработать волшебной палочкой? А голова? Её ухо и её голова? Она закрыла глаза, наклонила голову, прислушалась.
– Максин, – прошептала она. – Я тебя зову. Максин, я хочу услышать твой голос.
Бре-е-ед.
Ещё неделя в этом захолустье, и крыша съедет напрочь.
Но она вслушивалась – снова и снова. Шептала, звала Максин – снова и снова. Вглядывалась в воздух и понимала, что увидеть воздух невозможно. Это пустое пространство. Ну, разумеется, там не совсем пусто, там полно всякой всячины: ветер, свет, шум, а может, и эсэмэски, и…
– Ты точно свихнёшься, Сильвия, – сказала она вслух. – Причём очень скоро.
Она замерла, подняв руки над головой, растопырив пальцы в воздухе: сейчас она мачта, антенна, волшебная палочка.
– Приём! Приём! – повторяла она.
– Говори со мной, – шептала она. – Я тебя жду. Пожалуйста…
Воздух, казалось, вздрогнул. Раздался глухой грохот, похожий на отдалённый взрыв. Потом ещё один. Тишина. Она вгляделась в горизонт.
Ничего.
Всё. Ждать сигнала, надеяться на связь – дело зряшное.
Она вслушалась в пение птиц, в шелест травы.
Глубоко вдохнула, выдохнула.
Улыбнулась.
– А теперь, Сильвия, – сказала она себе голосом Максин и с интонациями Максин, – успокойся. Подумай обо всём этом с другого боку.
– Ладно, – ответила она себе и Максин. – Попробую.
Она огляделась.
И