Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 2. В. Ф. Солдатенко
в Советскую Россию чрезвычайной дипломатической миссии и выделение на ее содержание 120 тыс. карбованцев (рублей) была принята 4 января 1919 г.[44] 7 января С. П. Мазуренко был выдан соответствующий документ – «Удостоверение» за подписью главы Совета Народных Министров, министра иностранных дел В. М. Чеховского. 11 января этот документ был утвержден Директорией и подписан В. К. Винниченко, С. В. Петлюрой и П. Е. Чикаленко («за секретаря»)[45].
Обращает на себя внимание то, что с отправкой миссии не весьма спешили, хотя предоставленные ее руководителю полномочия были достаточно широкими и к тому моменту (со стремительным развитием событий) такими, реализация которых требовала предельной оперативности: «Правительство Украинской Народной Республики сим уполномочивает господина МАЗУРЕНКО Семена Петровича войти в переговоры с Уполномоченными Представителями Правительства Российской Советской Федеративной Социалистической Республики по всем делам, затрагивающим постоянные мирные добрососедские сношения между Украинской Народной Республикой и Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой, для чего предоставляется господину Мазуренко право везде, где надо будет, выступать от лица правительства Украинской Народной Республики, как полноправному этого правительства представителю, составлять и подписывать прелиминарные условия, которые передавать на утверждение своего правительства, делать устные и письменные различного содержания заявления, предложения, принимать участие в различных заседаниях и совещаниях.
Всему, что господином Мазуренко сделано будет в пределах этих полномочий, Правительство Украинской Народной Республики поверит и возражать не будет»[46].
Российский нарком иностранных дел Г. В. Чичерин выдал С. П. Мазуренко, как «главе чрезвычайной Дипломатической Миссии Украинской Директории» удостоверение, которым гарантировался полный дипломатический иммунитет и льготы, предусмотренные для лиц соответствующего ранга[47].
Пока «утрясались» формальности, истекало драгоценное время. Было бы, очевидно, несправедливым считать, что Директория этого не понимала, хотя, с другой стороны, желательно разобраться и в том, почему она не форсировала переговорных усилий, по-сути медлила с активными действиями.
Здесь можно допустить, что, во-первых, делались попытки «выжать» максимум возможного из январского интенсивного обмена нотами – по возможности заставить российскую сторону хотя бы в чем-то, хотя бы в моральном плане признать неправомерность своей позиции вмешательства во внутренние дела Украины, выговорить уступки, и, таким способом, получить усиление своей исходной базы на переговорах. Во-вторых, явно зондировалась позиция правительств Антанты, олицетворенная командованием интервенционного корпуса, в отношении к развитию российско-украинского конфликта. М. Г. Рафес, в частности, считал, что упомянутые демарши имели «характер приглашения
Директорія, Рада Народних Міністрів Української Народної Республіки. Листопад 1918 – листопад 1920 рр.: Документи і матеріали. У 2-х т, 3 ч. Т. 1. К., 2006. С. 10.
Симоненко Р.Г., Реєнт О.П. Українсько-російські переговори в Москві. С. 28–29.
Там же. С. 28.
Там же. С. 30.