Сезон отравленных плодов. Вера Богданова
(а бывает, очень хочется), перед глазами встает Алик, его стеклянные глаза, красная морда.
Илья давно уже продумал план побега из говна в светлое Будущее. Сначала экономическое в Москве, потом переведется за рубеж по программе обмена студентами. И проблем-то возникнуть не должно ни по математике, ни по русскому при поступлении в финакадемию, там он все знает. Но школьная пятерка по английскому заработана кровавым потом, а на вступительных требования будут выше. Потому он читает статьи, слушает в интернете американское радио и вылавливает из шустрой речи смыслы. У не-го есть толстая тетрадь, в которую он записывает незнакомые слова и выражения. Он настроен на победу и ничего кроме нее не примет, несмотря на то что английский иногда просто не укладывается в голове, не стыкуется, оставаясь чуждым. То ли дело стрельба, там все понятно.
В прошлом году его одноклассница уехала учиться в Лондон. Ничего особенного, обучение ей оплатили родители. Но как он ей завидовал, этой фантастической легкости, возможности куда-нибудь сорваться, жить в кампусе, видеть настоящий Биг-Бен, а не тот, что на обложке учебника. И он решил, что этого всего добьется, ведь он же мужик. Он сможет. Он заработает достаточно, чтобы перевезти мать с Дашей в новую квартиру из той, где они сейчас, где соседи заливают раз в полгода и из-за этого потеки на стенах, как будто на них ссали (мать пару раз переклеивала обои, потом забила). Илья купит еще одну квартиру себе, жене и детям, машина будет у него злая и спортивная. И своя фирма. Он способный, он добьется. Ведь (смотри выше) он мужик.
Снова чудится запах денег, сухой, сладковатый и желанный. Запах Будущего, которое Илью ждет, которое так близко, руку протяни – и ухватишь.
Женя придвигается ближе, толкает его в бок, просит включить плеер. Илья достает из кармана куртки битый пластиковый кассетник, разматывает наушники, дает Жене один. Плачущий голос Земфиры забирается к сердцу, рвет его надвое.
– Под такое не потанцуешь, – говорит Женя, когда песня умолкает. – Грустно очень.
– Почему? Медляк под это можно станцевать.
– Медляк… Да, наверное.
Небесное море над ними колышется. В отдалении, у клуба кто-то хохочет и блюет. Женино плечо касается плеча Ильи, греет. В груди вращается раскаленный шар в хрустальной скорлупе.
– А что случилось с дядей Аликом? – спрашивает Женя.
– Сдох, – говорит Илья, глядя на звезды, и те подмигивают снова.
7
1995
август
Они не собирались ехать к бабушке, хотя та давно звала. Не поехали бы, наверное, но Алик опять нажрался. У него был новый прикол: поставить ребром деревянную разделочную доску и метать в нее нож – специальный, без рукояти – с другого конца кухни. Чем больше он выпивал, тем реже попадал. Сперва с грохотом падала доска с воткнутым в нее ножом, затем нож начинал лязгать по крышке плиты, путаться в занавеске, биться о холодильник. Каждый раз мама вздрагивала и кусала губы.
Потом они с Аликом поругались, мама быстро собрала Илью и Дашу, ухватила сумку, вышла из квартиры, напоследок крикнув в нее «козел!» и за-хлопнув