Тайная жизнь пчел. Сью Монк Кидд
электрических вентиляторов, гонявших душный воздух с места на место.
У поста медсестер стоял, привалившись к стойке, полицейский. Вид у него был точно как у школьника, прогуливающего физкультуру и выбежавшего на переменке покурить с грузчиками из магазина. Он разговаривал с девушкой в белом. Как я догадалась, это была медсестра, но на вид ненамного старше меня. «Я сменяюсь в шесть», – донеслись до меня его слова. Она стояла и улыбалась, заправляя за ухо прядку волос.
В противоположном конце коридора у одной из палат стоял пустой стул. Под ним лежала полицейская фуражка. Я тихонько поспешила туда и увидела на двери табличку: «Посещения запрещены». И тут же шагнула внутрь.
В палате стояли шесть коек, все пустые, кроме самой дальней у окна. Матрац и постельное белье на ней задрались, изо всех сил стараясь выдержать вес пациентки, занимавшей койку. Я бросила вещмешок на пол.
– Розалин?
На голове у нее была намотана марлевая повязка размером с детский подгузник, а запястья привязаны к раме койки.
Увидев меня, Розалин заплакала. За все годы, что она за мной присматривала, я ни разу не видела на ее лице ни слезинки. А теперь дамбу прорвало. Я гладила ее по чему попало – по руке, ноге, щеке.
Когда запас ее слез наконец иссяк, я спросила:
– Что с тобой случилось?
– После того как ты ушла, полицейский по прозвищу Ботинок разрешил тем мужчинам войти в камеру, чтобы получить свои извинения.
– И они снова тебя избили?
– Двое держали меня за руки, а третий бил – тот, что с фонариком. Он сказал мне: «Черномазая, а ну, говори, что извиняешься». Я не стала извиняться, и он на меня набросился. Он бил меня до тех пор, пока полицейский не сказал ему, мол, хватит. Но никаких извинений они не получили.
Мне хотелось, чтобы эти люди умерли в аду, моля о глотке воды со льдом, но я рассердилась и на Розалин. Почему ты не могла просто извиниться? Тогда, может быть, Франклин Пози только поколотил бы тебя да и успокоился. А так она добилась лишь того, что они гарантированно вернутся.
– Тебе надо выбираться отсюда, – сказала я, отвязывая ее руки.
– Не могу же я просто уйти, – возразила она. – Я до сих пор в тюрьме.
– Если останешься здесь, они вернутся и добьют тебя. Я не шучу. Они убьют тебя, как убили тех цветных в Миссисипи. Даже Ти-Рэй так сказал.
Она села, и больничная рубашка поползла вверх по ее ляжкам. Розалин попыталась натянуть ее на колени, но она снова съезжала, точно резиновая. Я нашла в шкафу ее платье и подала ей.
– Вот же безумие… – начала было она.
– Надень платье. Просто сделай это.
Она натянула его через голову и встала. Повязка съехала ей на лоб.
– Повязку придется оставить здесь, – сказала я.
Размотала ее и обнаружила два ряда швов, сделанных кетгутовой нитью. Потом, жестом попросив Розалин не шуметь, я чуточку приоткрыла дверь, проверяя, вернулся ли на свой пост полицейский.
Вернулся. Естественно, смешно было надеяться, что он будет крутить шуры-муры с медсестричкой так долго, что мы сумеем