Беседы палача и сильги. Дем Михайлов
вернуться домой и жить обычной жизнью. Но своего решения я не изменил. Все было решено еще тогда. Мой палаческий путь начался посреди ночи на поле брани Рандуноцвета и продолжается по сию пору.
– Те жестокие твари…
– Я нашел каждого. Не все пали от моей руки, но все они давно мертвы.
– Ты пытал их?
– Да. Они умерли от пыток, – спокойно произнес я и взглянул на свои ладони. – Они умерли страшной смертью. Мужчины, женщины и даже старики. Осуждаешь?
– Осуждаю…
– Почему?
– Разве не может быть такого, что среди тех Приговоренных были сошедшие с ума? Душевная болезнь меняет людей, делает их жестокими, страшными…
– Может и так… может, сегодня я бы решил иначе. Но тогда я был молод, я потерял всех своих друзей в бессмысленной войне… и я был очень зол.
– Скорее твой страх смерти выродился в злобу… а ты не мог не бояться – если бы тебя нашли…
– Я был совсем мальчишкой, – улыбнулся я. – Конечно, я боялся. Я был полумертв от сковавшего меня страха.
– И ты вот так стал палачом? А как же умения?
– В этом мне помог ныне покойный престарелый палач, пребывающий на заслуженном покое. Я нашел его на лесной пасеке, – я прикрыл глаза, вспоминая тот пронизывающий испытывающий взор и сердитый голос. – Он жил отшельником и сразу прогнал меня прочь. Я умолил его выслушать мою историю. Просто выслушать, и – если он повторит свой приказ уйти – я уйду.
– Но он не повторил?
– Нет. Он сказал мне бросить пожитки в дальнем сарае и заняться починкой его прохудившейся крыши, – улыбнулся я. – Еще чаю, сильга Анутта?
Девушка отвечает не сразу, и приходится повторить, после чего она наконец поднимает на меня застывшие глаза и, медленно выплывая из собственных дум, кивает:
– Благодарю, палач Рург. Знаешь… сегодня я узнала тебя немного лучше…
– Чтобы человека на самом деле узнать, одних лишь вопросов не хватит, – глуховато ответил я. – Но, думаю, ты и сама это знаешь не хуже меня, странница.
– Глубина души людской безмерна и темна, – соглашается сильга. – Всего не разглядеть и за годы. Разве что нырнуть поглубже… но это как омут бурливой быстрой реки – может захлестнуть водой и утянуть на дно. И кто ведает, что за страшная рыба обитает в тех мутных водах…
Удивленно моргнув, я, с плеском наливая в чайник воду из треснутого глиняного кувшина, уточнил:
– Это ты о душе так?
– О ней, палач, – подтвердила сильга и зябко поежилась. – О ней.
Набравший силу дождь за мгновение превратился в грохочущий ливень с молниями, чьи зарницы высвечивали на миг утонувшие в сыром сумраке дальние рощицы у окраин полей. Травы и цветы пугливо прижались к земле, перепуганный стихией заяц, покинув убежище, стремглав мчался через поле, преследуемый собственным страхом и нашими взглядами.
– Омут реки бурливой, – повторил я и, хмыкнув, полез за заваркой. – Так вот и узнаешь каждый