Обителей много. Ольга Небелицкая
малолетней чертеняги и регулярно извлекал ее из-под пинающейся и орущей пацанвы. Чаще всего он просто отряхивал девчонку, убеждался, что кости целы, и отводил домой. Там Юрий Викторович, сокрушенно вздыхая, доставал из серванта бутылочку пятизвездочного «Шустова», и остаток вечера они с другом сидели за столом. Юрий Викторович изливал душу, что девка, конечно, рисует и чертит как бог – Юрий Викторович не особенно верил в Бога и не знал, как тот может рисовать, но никакое другое сравнение в голову не шло, – но что делать с Дининым шилом в заднице и с острым как бритва языком, он не знает.
– Вот старшая совсем другая, – он подливал коньяк в рюмки, – тихая, и всё сама. И порядок держала, и училась на отлично, и шитьем на хлеб с маслом заработала, и мужа вон со столицы привезла, и всё молча, по-тихому.
– А ты, Юрка, раньше времени не грусти, – отвечал товарищ, покручивая между пальцев папироску. – Главное, отдай ее в школу какую рисовальную, пусть чертит там до одури, глядишь, и толк будет.
– Да ее ж выпрут после первого словца! – Юрий Викторович поперхнулся, вспомнив замысловатые словесные конструкции, которыми дочь вполне могла шокировать одесских моряков.
– А то и не выпрут, – возразил инспектор, – ты ее проекты видал? Она мне одного разу в участке такой рисунок сотворила – как, значит, милиция будущего должна выглядеть.
– И как?
– Да как космический корабль, с окнами такими, – инспектор сделал в воздухе неопределенный жест. – И всё такое плавное и белое, и камеры для преступников – такие, я б сам жил в камерах тех.
Оба захохотали.
– А шило – дело неплохое, как посмотри. Пробивная девка у тебя, Юр, растет.
– Пробивная, – согласился Стоянов, – асфальт бы головой не пробила. Мы же на Слободке7 чуть ли не прописались, нас там каждая собака знает. За три года разрыв связок на ноге, перелом руки – хорошо левой, если б не рисовать месяц, от она взвыла бы, – два сотряса и один противостолбнячный укол. – Тут Стоянов не выдержал и усмехнулся: – Это она на спор ночью на кладбище сходила.
– И что кладбище?
– Да нишо! Вернулась хромой: от такенный ржавый гвоздь из ноги вытаскивали. Это сейчас смешно, а тогда переполоху было… А ушибов и порезов сколько! А с дерева когда грохнулась – за котом опять полезла – думали, спину переломает, обошлось. Поседею напрочь, – Юрий Викторович провел рукой по наполовину седой голове, – или облысею.
Плыл теплый одесский вечер – под звон хрусталя и янтарный плеск коньяка, под запах абрикосового повидла и свежей сдобы. Юрий Викторович стучал по столу кулаком, инспектор слушал, уперев локоть в стол, где-то мелким писком орал котенок, где-то выводила скрипочка, а в соседней комнате сидела за столом Дина Стоянова.
Никто не знает, как именно рисует Бог и что он рисует, и вряд ли он размазывает чернила по носу и ругается как докер в одесском порту; Дину эти вопросы не волновали, ей только хотелось уместить
Слободка – исторический микрорайон Одессы, где на ул. Воробьева находится травмпункт при детской городской больнице.