Обителей много. Ольга Небелицкая
в ответ Колькиным мыслям издалека раздался нарастающий рев двигателя.
Мальчик вскочил. Неужели… мотоцикл? Точно, мотоцикл.
Он еще мгновение с надеждой прислушивался, а потом нос его сморщился, а подбородок дернулся вперед: нет, это не отец Дмитрий. У того двигатель звучал совсем иначе: без надсадного кашля, без хрипотцы, да и едет он со стороны Чапаева – наверное, Василь Дмитрич на базар собрался. И точно, спустя несколько секунд над холмом показался голубой мотоцикл с коляской и проехал мимо мальчика, с коляски приветственно махнули рукой.
Колька помахал мотоциклу вслед и вздрогнул: жук! Перевел взгляд на дорогу и с облегчением расправил плечи. Жучок преодолел уже больше половины расстояния.
Пора и ему двигаться домой.
Маленькое тельце без души, погибнет – что останется в вечности? А что останется от него, Кольки? А от Дины? От Дины останутся восхитительные постройки и еще более восхитительные и смелые планы будущих проектов. Кольке захотелось заорать в голос: с чего это он думает о Дине так, словно ее уже нет в живых?! Есть она, есть, и теперь его, Колькина, задача добраться до чертова места, где она застряла, и помочь ей выбраться обратно.
Что скажет мама, когда он расскажет про Дину в том сне, который вовсе не сон?
Он уже точно решил, что расскажет.
Потому что он не врет – это раз. Колька знал, что врать плохо, и не только потому, что есть заповедь про «не ври». Просто если врать, в тебе что-то будто ломается, какие-то механизмы начинают хуже работать, не так безупречно, как раньше. Колька это сам давно понял, еще до всяких заповедей и даже до первой нормальной исповеди. А смолчать о том, что он, Колька, знает, где находится Дина, – это почти вранье. Ну и что, что мама не поверила ему в прошлый раз. В этот раз всё по-другому, и если Дину не найдут в Одессе (а Колька почти не сомневался, что не найдут), то он будет единственным, кто знает хоть что-то.
И два – мама и папа точно что-нибудь придумают. Они самые-самые. Когда он болел гриппом четыре года назад, он горел так, что казалось, стены спаленки запылают вместе с ним. У него были бредовые видения – ничего общего со снами, просто перегретый организм вытаскивал из подвалов подсознания всякую подолбень. Мама три дня держала его на руках, а папа то убегал, то прибегал и клал ему на лоб прохладную тряпку. Именно голоса родителей вытаскивали Кольку из жара и мрака. Сейчас он снова скатывается в жерло вулкана – от паники, от беспомощности, от выжигающего внутренности ужаса за Дину, – но мама и папа точно что-нибудь придумают.
Колька почти бегом вывернул с переулка на Придубкину улицу и прищурился. Дымок. Над трубой – дымок. Значит, мама вернулась.
Из дневника Кольки
19 октября 2011 года
Не писал аж месяц, всякое было.
В школе совсем голимо. Мне это слово раньше казалось неприличным вроде ругательных, какие никогда нельзя вслух или даже писать в личном дневнике.