Две недели в сентябре. Р. С. Шеррифф
лет назад решил проложить через яблоневый сад дорогу.
Мистер Стивенс посмотрел на сухие черные ветви. Дыхание ветра разбудило сирень, и она встрепенулась, но яблоня, казалось, была такой дряхлой и усталой, что даже не могла зашелестеть листвой.
Он протянул руку и погладил корявый ствол. Ему даже немного захотелось, чтобы кто-нибудь распорядился срубить это дерево, и тогда он бы воскликнул: “Дровосек, дровосек, пощади же его!”, как человек на картинке в комнате Мэри.
У него было такое чувство, будто он понимает яблоню, а яблоня понимает его, будто она благодарна ему за сочувствие ее одиночеству. Иногда он мысленно возвращался на много лет назад и представлял яблоневый сад, каким тот был еще до появления железной дороги и домов.
Но сейчас не до раздумий о прошлом. Уже завтра в это самое время он будет прогуливаться по набережной под приятную музыку: ноздри дразнит запах моря, впереди две недели абсолютной свободы.
Он резко отвернулся от яблони, оставив ее дремать в одиночестве. Окно Мэри зажглось, и в квадрате света по задернутым шторам проплыла тень ее головы. Видимо, она домыла посуду и пошла укладывать вещи.
Как же все это восхитительно! Они опять поедут отдыхать всей семьей, хотя Дик и Мэри вскользь намекали, что хотели бы провести отпуск с друзьями. Слава богу, дальше разговоров не зашло!
Какой же веселый переполох настанет утром! Мистер Стивенс, позабыв всяческое достоинство, протанцевал круг вальса прямо на лужайке, потом остановился и опасливо оглянулся на французские окна – не увидел бы Эрни.
На мгновение в его ликующем воображении промелькнули солнце и песок, галдящие и плещущиеся в море люди, блестящие скалы и холмы, разгулявшийся аппетит…
А самым восхитительным было то, что он уже наслаждался отдыхом, который еще не начался! Бухгалтерские книги и чернильницы остались в прошлом – ручки он уже перевязал резинкой, убрал в стол и с грохотом задвинул ящик, – а открывавшееся перед ним будущее дышало свежестью и весельем.
Негромко насвистывая, он направился ко входу в сарай рядом с кухонной дверью. Надо было раньше это сделать, пока еще не так стемнело. Он чиркнул спичкой и в ее свете осмотрел садовые инструменты, ровным рядом стоящие вдоль стены. Он почистил и смазал их еще прошлым вечером, чтобы сэкономить время.
Все было в порядке. Он вышел и запер дверь. Он всегда испытывал острую и нелепую грусть, когда каждый год перед отъездом запирал сарай – казалось, что он бросает старых друзей ради случайного знакомого, который ослепил его своим ветреным блеском, но знакомый этот через две недели и думать о нем забудет, а преданные друзья останутся. Он едва было не отпер дверь, чтобы еще разок заглянуть внутрь, убедить их, что все в порядке и он вернется, однако отбросил эту глупую мысль, вышел в решетчатую боковую калитку и вернулся в дом прежней дорогой – через парадную дверь и дальше по коридору.
Свет уже горел во всем доме, но это был особый вечер. Дик встретил его в прихожей