Нелегал из Кенигсберга. Николай Черкашин
шить саван. Если успеет.
– А почему ты думаешь, что сюда придут немцы? Может, «советы» погонят их в Германию?
– Циля, швагер видел и немцев, и «советов». Он говорит, что немцы сильнее. Немцы ходят в сапогах, а «советы» в обмотках. Ты видела, какие у них мешки за плечами? С такими только жабраки ходят.
– Да они и есть жабраки! Они по нашим лавкам, как по музеям, ходят. Зыркают туда-сюда, глаза горят, скупают все, что видят. У них в России в магазинах одни консервы да сухари.
– А ты откуда знаешь?
– Циля сказала. А молочница Лукьяновна сказала, что пьяные солдаты разбили каплицу у них в деревне. Сломали крест при дороге. Какие безбожники! Разве Господь не отплатит им за это?
– Отплатит, отплатит… Вечером придет швагер и принесет гроши. За дом.
– Советские гроши?
– Ну, не злотые же?!
– Ты их видел? А может, они фальшивые? От этого поца всего можно ожидать.
– Двойра, лучше помолись за Сару. Мы вместе будем проверять эти гроши.
– А что я в них понимаю?
– Тогда позови Цилю.
– Зачем Циле знать, сколько у нас грошей?
– И то верно.
– Ой, права была мама, когда говорила: «Ме дарф нит дем ганцн кэз арайнлэгэйн ин эйн варэник» – нельзя весь сыр класть в один вареник!
– А моя мама говорила: «Ди штуб брэнт ун дер зейге гэйт» – дом горит, а часы идут. Этот дом мне достался от моего покойного папы.
– А я в этот дом вложила все силы, которые достались мне от моей мамы. Мне жалко наш дом, Борусь… Разве тебе здесь было плохо?
– Мне тут было хорошо, и даже очень. Но дом вот-вот загорится. И надо думать, чтобы наши часы шли без остановки. Вот только не надо этого – мокрых глаз. Ты же знаешь, я терпеть этого ненавижу!
– Но почему все так быстро?
– Жизнь – вообще быстрая штука, Двойра… Дай, я тебя обниму, моя козочка!
– Съешь еще пару ладок, мой козлик!
– Ой, да не могу я их уже видеть! Хоть бы ты курицу приготовила.
– А ты видел, почем куры на базаре? Лошадь можно купить за такую цену!
– Ну, купи хоть немного этой «конины»!
– Сам иди и купи. А мне жалко!.. О, Боже ж, как же при польском часе мы жили! А все герман проклятый! Пришел и все порушил. Ой, не хочу я в твой Минск ехать!
– Тогда поехали в твою Оршу!
Двойра села на широкий подоконник и разрыдалась в фартук.
Глава пятая
Семья генерала Коробова
Сталин и Тимошенко Жукову:
«Если вы там, на границе, будете дразнить немцев, двигать войска без нашего разрешения, тогда имейте в виду, что головы полетят».
А в ста километрах от Бреста, в Кобрине, в бывшем польском военном городке, похожем на старый усадебный парк, густо и сладко зацветала липа. Окна спальни сорокалетнего генерала Коробова, командующего 4-й армией, выходили прямо в крону пышной столетней липы. Людмила распахнула окна, впустила утреннюю прохладу и снова прыгнула в кровать.
Под утро она любила забираться на мужа и припадать к его широкой груди. Они поженились, когда ей было шестнадцать лет, а Саше аж целых двадцать пять. Он уже успел повоевать