Коварный искуситель. Моника Маккарти
– пусть и под бдительным присмотром дюжины солдат, призванных не столько охранять, сколько не допускать контактов с ожидавшими под каждым кустом любовниками. Но после сорока часов в седле – к тому же под дождем – ей казалось, что она больше никогда в жизни даже не посмотрит на лошадь.
Она считала себя хорошей наездницей, но, похоже, заблуждалась: после того как они были вынуждены держаться подальше от дорог и ехать через лес и прочие труднопроходимые места, тряска от быстрой скачки сделалась невыносимой. По сравнению со своими сопровождающими Белла казалась себе малым ребенком, который только учится ходить.
Время от времени они делали остановки – чтобы дать передышку и ей, и лошадям. Маккей уже начинал уставать, это было заметно, однако Макруайри, казалось, мог проскакать еще сутки без отдыха.
Как пирату удалось выучиться так замечательно сидеть в седле? «Ведь чужеземные гэлы», норвежские потомки Сомерледа, были опытными мореплавателями, про которых говорили, будто они и рождаются на своих галерах.
Она взглянула в его сторону и немедленно пожалела об этом. Пират тут же отвернулся, но она успела заметить выражение его глаз: пристальный, яростный, обжигающий взгляд – вожделение в его самом первобытном проявлении.
Он так напугал ее, что Белла с трудом подавила рвавшийся из груди вскрик и сделала вид, будто ничего не заметила, однако внутренности словно опалило огнем, живот пронзила нервная дрожь, а в совершенно недопустимом месте разлился щекочущий жар.
Ей уже случалось ловить такие горящие взгляды. Макруайри ее хотел, но не желал, чтобы она об этом знала. Он, как и другие мужчины, смотрел на нее с одной-единственной мыслью на уме, просто обладал лучшей способностью держать себя в узде.
Белла уже была предметом безумной страсти мужчины и повторять ей не хотелось. Мужа с самого начала злило ее равнодушие. И он, похоже, решил, что может вырвать у нее ответное чувство, требуя ласк все более низкого свойства. Но чего бы он от нее ни требовал, как бы ни мучил, ему не удавалось ее запугать: не позволяла. Бьюкену так и не довелось порадоваться ее унижению.
Гораздо позже Белла поняла, что муж думал, будто может силой заставить ее испытать удовольствие. Только она оставалась бесчувственной, и тогда он обвинил ее в холодности и отсутствии женственности.
Какая ирония! Одним пылающим взглядом Лахлан Макруайри заставил ее почувствовать больше, чем муж со всеми своими затеями.
Собственная реакция приводила Беллу в замешательство. Хорошо хоть Лахлан, кажется, тоже не горел желанием ее замечать. Не одной Белле хотелось, чтобы путешествие поскорее подошло к концу.
Они скакали еще несколько часов, мужчины по очереди ехали то впереди, то сзади, – и так продолжалось до тех пор, пока она не поняла, что больше не выдержит.
Белла покачнулась в седле, и Лахлан – должно быть, опять за ней наблюдал, – сказал:
– Мы сделаем остановку чуть дальше, чтобы напоить лошадей, а через несколько часов нам следует въехать в окрестности Скуна.
Радость при мысли, что будет передышка, а потом тяжелое испытание