Открой мне дверь. Выпуск № 3. Коллектив авторов
поехал к себе.
Чужаков Лаврентий заметил ещё на соседней горе. В магазине винтовки два патрона, загнал ещё три. Привязал к кусту лошадь: испугается выстрелов, убежит. Лови потом по горам. Пристроил седло за камень, проверил, ладно ли. Вон там, в низинке, и снимет всех.
Первым выехал на своей задрипанной кобыле старейшина аула – дед Наздар. За ним – в фуражке с синим околышком, только не кавалерист, а особист. С наганом на боку и, вот смех, с шашкой на другом боку. С кем это он тут рубиться решил? Последним показался боец, как там их сейчас называют, НКВД? Тоже с шашкой и с винтом за спиной.
Лаврентий держал в прицеле старшого. Кончилась вольная жизнь. И здесь нашли. Он перевёл мушку на Наздара. Выдали, черти нерусские. А как не сдать, когда вся семья под угрозой. Чего там семья, весь аул! Эти краснопузые всё не успокоятся. То белых искали, то зелёных, потом недостаточно красных, а недавно – каких-то загадочных врагов народа. По-русски он в этих местах один читал, когда спускался в аул, обязательно десяток газет его ожидал. Собирались все мужчины, а Лаврентий читал вслух, как по просьбам возмущённого рабочего класса казнили непонятно какую очередную клику. А попробуй горцам растолковать, кто это такой рабочий класс, и чего он такой злой, что без крови чебурек есть не может. Тем более когда сам не знаешь. Ну ГЛАВНОГО КОМИССАРА Троцкого он, по всему, на свете видел. Тогда повезло Лаврентию. С горсткой земляков еле живые от голода прибились к какой-то банде, называвшей себя Красной армией, вырвались из Польши, где русских без разбора прибивали к воротам панских хуторов или, отрезая веки, приколачивали вместо распятий на перекрёстках дорог, предварительно сломав ноги. Изобретательны были эти паны, триста лет тренировавшиеся на хохлах из Украины.
В госпитале лежал Лаврентий, когда в полк нагрянул главный комиссар с китайцами. Построил всех, кто ещё стоять мог, и расстрелял каждого десятого. Потом и в госпиталь пожаловал врачей и раненых расстреливать, видно, не хватило ему, жиду проклятому, русской кровушки. Спасли Лаврентия, сказали, что не их, а только что прибился. Но те глаза, чёрные, как ствол пистолета, долго снились. Не трусливый человек Лаврентий, а тут от ужаса среди ночи, как приходили эти глаза-пистолеты, с криком просыпался.
В двадцать четвёртом, уже в родной станице, стали пропадать его сослуживцы по Красной гвардии, то одного заберут бывшие красноармейцы, а ныне поселённые в казачьих дворах. И вечно они всем недовольные были, то земля не такая, то мало её. Работать не любили, вот и урожай не как у казаков. Не стал Лаврентий ждать, ушёл через горы в Грузию. Нанялся отару пасти. Пятнадцать лет как один день пролетели, и вот всё одно – нашли. Ничего хорошего от власти этой, расстреливающей своих бойцов за то, что три месяца перестала их кормить и припас воинский подкидывать, он не ждал. Однако убивать вестников этой власти не стал, выслушать их решил. Во всяком случае, грузины страдать не будут, плохого от них он тоже не видел. Не по-христиански за чужие грехи невинным страдать. Хотя и грехов за собой и не помнил, но власть подлючая найдёт!
Подремать на солнышке или вещички собрать на всякий случай? Решил подремать