Метапсихология социализма. Олег Герт
вот это, признаюсь, самое странное, и где-то даже лично для шамана неприятное.
Почти каждый человек с гордостью способен предъявить вам набор собственных мнений, убеждений, прозрений. Он с удовольствием скажет «Я знаю, что…» или «Я считаю, что…». Он охарактеризует вам свою так называемую личность со всех её семи радужных сторон, и этот причудливый гейский зонтик надёжно защищает его от дуновений любых мировых ветров и любого дождя из окружающей среды.
А у шамана этого зонтика нет. У него нет мнений, убеждений, установок, политических позиций и идеологических воззрений. Вселенские сквозняки пронизывают его насквозь, а дождик хлещет сквозь его протекшую крышу прямо на земляной пол, не встречая на своём пути вообще никаких препятствий.
Поэтому у обычного человека при общении с шаманом и появляется столь странное ощущение: что в лице этого довольно безликого человека – с бубном или без, в звериных шкурах или одетого в лён и хлопок, – с ним общается и разговаривает что-то другое.
Не чужое «Я». А, как минимум, какое-то крайне вместительное «Мы». В котором даже личность собеседника шамана, вот это самое его радужное великолепие, тоже каким-то непонятным образом присутствует.
Я же говорю: наименьшее бесконечное.
Но для самого шамана, повторяю, субъективно это переживается не всегда хорошо, особенно поначалу. Потом, конечно, мы привыкаем. Но первое время это для тебя выглядит, как если бы тебе предложили произнести речь в микрофон, и ты уже даже открыл рот, а тебе в последний момент сунули написанный кем-то заготовленный текст. И ты с горечью осознал, что говорить придётся не то, что ты хочешь, а то, что от тебя требуется. А ещё через секунду понял, что это не ты будешь говорить эту речь в микрофон, а что микрофон – это ты и есть.
От клинического сумасшествия это отличается, на самом деле, только одним: твоей способностью всё это осознавать и возможностью это контролировать, в том числе в любой момент прекратить. То есть, если хочешь, можешь выкинуть этот подсунутый кем-то листок, и начать нести отсебятину.
Но в том-то всё и дело, что ты не хочешь.
В общем, по поводу шаманской болезни я вам, как мог, объяснил. Кто сможет, пусть объяснит лучше. Переживаем мы её один раз за жизнь, и этот один раз – субъективно очень неприятен. Вот лучше бы правда болели, честное слово. А так… Если вы в состоянии представить себе, как себя чувствует пазл из 51 300 элементов, после того, как его разобрали и свалили в коробку, то вот это оно и есть. И это единственный раз за жизнь, когда мы это состояние контролировать не можем. А потом, когда шаманская болезнь проходит, уже можем – как будто оно, это состояние, всегда с нами было, и как будто так и должно быть.
Прежде чем снова заговорить о Викторе Алябьеве, скажу ещё пару слов о своём имени. Вы можете спросить, что означает имя Эрегорд Харальд Агер. Это не одно имя, а сразу три: первое, личное, даёт нам наставник при посвящении, второе – тайное, для общения с духами. Поэтому второе имя у меня не «Харальд»: это я только вам так говорю,