Банкир. Дик Фрэнсис
(с розовым румянцем на костлявых скулах) созналась Генри, что только на этот раз, уж такой выдался день, она поставила пять фунтов, поскольку у нее предвидение.
– А вы, Тим? – поддразнил Генри. – Последнюю рубашку?
Лорна несколько смутилась. Я улыбнулся и жизнерадостно сказал:
– Вместе с пуговицами.
– Кроме шуток… – начала Лорна.
– Кроме шуток! – прервал я. – У меня дома еще несколько дюжин рубашек.
Генри рассмеялся и мягко отвел Лорну в сторону, а я обнаружил, что стою рядом с Кальдером Джексоном.
– Вы рискуете? – сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
– Только наверняка. – Он вежливо улыбнулся, отчего его глаза нисколько не потеплели. – Хотя рисковать наверняка – не значит рисковать.
– А Сэнд-Кастл – наверняка?
Он покачал кудрявой головой:
– Возможность. На скачках нельзя знать наверняка. Лошадь может заболеть. Может споткнуться на старте.
Я посмотрел на Дисдэйла, который слегка вспотел, и понадеялся ради его же блага, что лошадь будет чувствовать себя хорошо и выйдет из конюшни свежей.
– Можете ли вы понять, что лошадь больна, только взглянув на нее? – поинтересовался я. – Я хочу сказать, если вы просто увидите, как она проходит по выводному кругу, вы сможете определить?
Судя по тону ответа, этот вопрос Кальдеру тоже задавали нередко.
– Конечно, иногда это видно сразу, но большей частью настолько больных лошадей не выводят на скачки. Я предпочитаю взглянуть на лошадь вблизи. Обследовать, например, цвет внутренней поверхности века и внутри ноздрей. У больной лошади вместо здорового розового мертвенно-бледный.
Он решительно закрыл рот, как будто закончил речь, но через несколько секунд, в течение которых вся огромная толпа смотрела, как Сэнд-Кастл, освещенный солнцем, вымахивает легким галопом к месту старта, почти благоговейно произнес:
– Это великий конь. Великий.
По-моему, первый раз за весь день у него вырвалось непроизвольное замечание. В дрогнувшем голосе послышался неподдельный энтузиазм.
– Он выглядит великолепно, – согласился я.
Кальдер Джексон улыбнулся, как будто терпеливо снисходя к моим поверхностным суждениям, не сравнимым с глубиной его знаний.
– Он должен был выиграть дерби, – сообщил он. – Его прижали к ограде, он не сумел вовремя высвободиться.
Мое место подле великого человека заняла Беттина, которая взяла его под руку и сказала:
– Дорогой Кальдер, давайте пройдем поближе, там вам будет виднее, чем отсюда из-за спин.
Она одарила меня легкой фотогеничной улыбкой и потянула своего пленника за собой вниз по ступеням.
В гуле, что превратился в рев, скакуны преодолевали дистанцию в полторы мили; длиннее, чем в скачке «2000 гиней», такой же длины, как в дерби. Ко всеобщему унынию, Сэнд-Кастл со своим жокеем в алом и белом никакой сенсации не вызвал и был только пятым, когда участники состязания вышли на последний поворот.