Икар. Альберто Васкес-Фигероа
старый друг, который ни разу его не подвел, единственный человек на свете, способный помочь ему избежать такой участи, как закончить жизнь в утробе пекари или ягуара, не откликнулся, а значит, уже наверняка покоился на дне реки.
Какая досада!
И это когда им наконец удалось разбогатеть!
Прожить жизнь в бедности, чтобы умереть богатыми, – что может быть нелепее?
Хотя ведь они всю жизнь поступали неразумно.
Начало темнеть.
Скоро звери покинут убежища, прибегут на запах крови и начнут грызть ему ноги, которых он даже не чувствовал.
«О Господи! Почему Ты уготовил мне такой конец?
Разве Тебе мало моих страданий за все эти годы?
О Господи! Сделай так, чтобы не темнело».
Но темнота сгущалась, и вот, когда он перестал различать желтый цвет цветов, до него дошло, что сегодня полнолуние, а ведь согласно старой легенде тому, кто видел Мать всех рек, уже не суждено увидеть следующую полную луну.
А джунгли – это такое место, где легенды, как правило, приобретают силу закона, потому что никакие законы здесь не признаются.
– Джон! Где ты, Джон? Почему ты меня не защищаешь?
Столько лет он чувствовал себя рядом с ним как у Христа за пазухой, и на тебе, в самую тяжелую минуту оказался беззащитным.
Это несправедливо!
Несправедливо, что верный товарищ позволил унести себя течению и бросил его на растерзание стервятникам и свиньям.
Он почувствовал себя преданным.
Джон МакКрэкен не имел права умирать, покинув его в таком скверном положении.
Никакого права!
Джон МакКрэкен был просто обязан остаться в живых и поспешить к другу на помощь, чтобы выстрелом в голову избавить его от часов страха и страдания.
А потом, если угодно, мог утопиться или повеситься на дереве.
Или отдаться воле течения – пускай уносит его в море.
Но сначала ему следовало выполнить давнее обещание и всеми силами охранять сон друга.
– Джон! Где ты, Джон?
– Вот он я.
Ночь уже наступила, поэтому Эл Вильямс не мог разглядеть такое дорогое его сердцу изможденное и обросшее бородой лицо.
Его нервная система больше не работала, поэтому он не почувствовал, что друг с силой сжимает его руку.
Только голос, неповторимый хриплый голос, единственный голос, который он слышал на протяжении нескольких лет, принес его душе покой.
Теперь свиньи его не сожрут.
И стервятники не выклюют ему глаза.
А ягуары не будут следить за ним из темноты.
– Джон, я умираю!
Их дружбе исполнилось уже столько лет, что лгать не имело смысла.
Даже из жалости.
Они прошагали вместе тысячи километров, зная, что Старуха дышит им в затылок, – к чему теперь отрицать, что она все-таки их настигла?
Она была здесь, сидела на песчаном берегу, смотрела на огромную луну, которая уже показалась по ту сторону озера, и терпеливо ждала, когда уэльсец Эл Вильямс заплатит по счету, по которому