Гоголь. Тимур Джафарович Агаев
чики. Но гость, лишь скинув с плеч пальто, не издав ни единого лишнего слова направился спать туда, куда поведут. О спальне ни слова сказанного. На утро ему предъявили, из уст якобы очень важных персон, что он вел фиктивную деятельность и чуть ли не аферу, хорошо подделанную под предприятие. Чичиков заявил, что не знает ничего об этих фикциях, и хорошо бы ему обратиться к начальству этих людей.
– Как вы думаете, господин Гаусс, кто таков этот Павел Чичиков?
– Знаете, Исаак. Я многое слышал о данном человеке. В основном то, что он холодный и расчетливый делец, монополист и спекулянт, и чуть ли не спаситель всей российской экономики. – смеялся Гаусс во всю голосину.
– Что это за трепня? – возмутился Исаак. – Как вы можете так клеветать на Чичикова?
– Ты не знаешь юмора, Исаак. Обратись к врачу.
Исаак отвернулся от Гаусса, видно обидевшись.
– Ну что вы, Исаак, я ведь не со зла на вас!
– И как только я мог полагаться на вас, Гаусс. В своих размышлениях постоянно вспоминал выдуманною вами сигму!
– Я польщен.
– И какой толк от вашего знака, если он не измеряет ничего!
– И как вы можете такое говорить? Еще как измеряет!
– И что же?
– Вот ты знаете, какое расстояние от Парижа до Москвы?
– Точно, каюсь, нет.
– А приблизительно?
– Могу представить.
– Это – сигма. Что-то почти бесконечное. Ее всегда можно представить как что-то огромное, но не бесконечное.
– Это – приблизительность. Математика не терпит приблизительного расчета!
– Вы не правы. – в разговор вмешался Чичиков.
– Почему же? – непонимающе глядит на него Исаак.
– Одежда на вас – приблизительный расчет. – Чичиков испил стакан вина, одиноко стоящий на стойке в каком-то бессмысленном ожидании, и направился поодаль.
– Ох, как умен и рассудителен этот человек. – сказал Гаусс.
– Как некультурно! – завизжал Исаак.
Чичиков решил осмотреть поместье. Прежде всего его волновали люди, находящиеся там. Чем более внедрится он в доверие к господам, тем благосклоннее к нему будет господин Манилов. Также стоило бы рассмотреть живопись и картины, расстилающиеся по поместью длинным красочным ходом, словно маршем искусству. В этих картинках что-то есть. Даже на большинстве ваз красовались подобные рисунки. Изучив данный спектр искусства, не станет проблемой войти в доверие и к самому Манилову.
На одной из стен показалось то, к чему я действительно проявил немалый интерес. Ружье. Старое, поношенное ружье, и я был уверен, оно повидало много душ за свою жизнь. Вряд ли Манилов заработал такое состояние честным путем. Скорее всего, это ружье часто приходилось ему использовать для решения деловых проблем. Эх вы, люди, не знающие простых манипуляций и магии лжи.
Ко мне подошли какие-то женщины. Темнокожая и другая, славянской внешности. Они выглядели очень странно, и было ясно, что темнокожая являлась рабыней второй. На шее темнокожей красовался ошейник, а славянка держала ее, ведя туда, куда ей нужно. Я сразу обругал славянку за такое дурное отношение к подчиненной, добавив, что в современном мире никто работорговлей не занимается, и держать в рабах насильно – повадка глупых и безрассудных.
Нас созвали к столу. Мы зашли в просторную комнату, в центре которой стоял большой стол; стулья, аккуратно разложенные вокруг стола, так и пахли древесиной и дороговизной.
На одном из стульев сидел Манилов.
– Шикарные сидения! – восхитился я.
– Да, хорошие. Из Польши. – похвастался Манилов. – Но вы это еще мои картины не видели!
– Видели, видели.
– И как вам?
– Красивые!
Лицо Манилова наполнилось детской радостью, глаза засияли. Он пригласил меня сесть прямо рядом с ним, на что, конечно же, отказать я не мог. Нам принесли редкие и дорогие вкусности, вино. Гости начали разливать и есть. Я не стал есть свою тарелку – завернул еду в просторную салфетку и положил в карман. Когда трапеза кончилась, мы все разошлись по своим местам. Манилов пригласил меня в свой кабинет.
Его кабинет был насыщен роскошной мебелью, мелкими но, как выразился Манилов, безупречно дорогими картинами, вином и сигаретами. Манилов курил. Я же сидел напротив, разглядывая картины. Что ж, пара минут простого, расслабленного диалога, и можно предложить продажу.
– Я слышал, что вы занимаетесь аферой по продаже и покупке неких «мертвых душ». Вы колдун?
Я молчал, не зная, что сказать.
– Ладно, это не важно. Важно то, что я хотел бы вам предложить…
Мое сердце остановилось. Он действительно хочет продать мне мертвых душ, и при этом даже не совсем понимая, что это? Решительность Манилова привела меня в восторг. Или меня в восторг привела очередная возможность заработать? При этом даже ничего не говоря, не растрачивая