Сад богов. Джеральд Даррелл
ошиблась.
Как-то я вернулся на виллу, подрумяненный солнцем и страшно голодный после приятно проведенного дня на лодке в поисках тюленей. Я влетел в гостиную, рассчитывая на чай и гигантский шоколадный торт, который мать собиралась испечь, и застал столь удивительную картину, что остановился на пороге с открытым ртом, а собаки, сбившись у моих ног, ощетинились и зарычали от изумления. Мать, неловко пристроившись на подушке, возлежала на полу, осторожно держа в руке веревку, к другому концу которой был привязан черный и весьма резвый барашек. Вокруг матери, скрестив ноги, сидели на подушках свирепого вида старик в феске и три дамы в чадрах. Перед ними на полу были расставлены лимонад, чай и тарелки с печеньем, бутербродами и шоколадным тортом. Когда я вошел в комнату, старик подался вперед, вытащил из-за пояса огромный, богато инкрустированный кинжал и, отрезав себе здоровый кусок торта, засунул его в рот с выражением полнейшего удовольствия. Все это напоминало сцену из «1001 ночи». Мать страдальчески на меня посмотрела.
– Дорогой, как хорошо, что ты пришел. – В этот момент ей пришлось вступить в борьбу с барашком, который по ошибке скакнул прямо на нее. – Эти люди не говорят по-английски.
Я поинтересовался, кто они.
– Если бы я знала! – в отчаянии сказала мать. – Я готовила чай, когда они появились, и вот уже сидят несколько часов. Я не понимаю ни слова из того, что они говорят. Это они настояли, чтобы мы сидели на полу. Я так думаю, что это друзья Марго. Для друзей Ларри они, кажется, не слишком интеллектуальны.
Я наугад заговорил по-гречески, и старик тут же вскочил на ноги, обрадованный тем, что кто-то его понимает. У него был загнутый орлиный нос, большущие седые усы, похожие на покрытый изморозью кукурузный початок, и черные глаза, словно по щелчку, меняющиеся вместе с его настроением. Он был в белой рубахе с красным поясом, за который был заткнут кинжал, мешковатых шароварах, высоких белых хлопчатобумажных носках и красных чаруки – туфлях с загнутыми носами, украшенными большими помпонами.
– Так вы брат прелестной синьорины? – с восхищением возопил он, и крошки от шоколадного торта задрожали на его усах. – Для меня это такая честь!
Он прижал меня к себе и расцеловал с таким жаром, что собаки залаяли, явно опасаясь за мое здоровье. Барашек при виде четырех горластых собак в панике забегал вокруг матери, накручивая на нее веревку. Когда Роджер издал особенно яростный рык, бедняга с испуганным «мэ» в поисках спасения бросился к французскому окну, а мать, хлопнувшись на спину, перевернула лимонад и шоколадный торт. Тут началось форменное светопреставление.
Роджер, решив, что турок собирается расправиться с матерью и со мной заодно, набросился на его чаруки и вцепился в помпон. Старик попробовал свободной ногой лягнуть пса и в результате распластался. Женщины, скрестив ноги, по-прежнему сидели на подушках, как изваяния, и только визжали из-под своих яшмаков. Мамина собачка Додо, давно решившая, что бедлам в доме особенно вреден для денди-динмонт-терьера с ее родословной, скорбно завывала в углу. Старый турок, на