Хождение в Кадис. Яков Шехтер
все выбегали наружу, даже в самый жестокий мороз распахивая настежь дверь. Поэтому топили один раз в день, поутру, когда готовили пищу. Раскаленные бока печи потихоньку остывали, согревая воздух в избе. К рассвету, когда запас тепла кончался, мороз вступал в свои права, покрывая стены затейливыми узорами.
Пол составляла крепко убитая земля, потолок покрывала черная копоть, и хоть в избе было холодно и сыро, но по сравнению со стужей, царившей снаружи, Афанасию показалось, будто он очутился в преддверии рая.
Они уселись на грубую скамью возле стола, придвинутого под иконы. Стол украшал захватанный жирными пальцами ящичек для соли, с грубо вырезанным незамысловатым узором. Избу тускло освещала лучина, воткнутая в щель между бревнами стены. Хозяин то и дело переменял ее, беря новую из кучки приготовленных заранее. Недогоревшие остатки прежней лучины он бросал прямо на землю, и та, угасая, дымилась и чадила. Правый угол избы занимал помост с наваленной в беспорядке несвежей соломой. Видимо, на нем спали гости, но сейчас он пустовал.
Проснулась хозяйка, вздыхая и охая, спустилась с печи. Неопрятная, в испачканной шубе, она то и дело зевала, прикрывая рот крестным знамением.
– Снедать не желаете? – спросил хозяин.
– Желаем, – благодушно ответил Онисифор. – После ночи на морозе как не поесть горяченького!
Хозяйка разостлала замаранный столешник, поставила большой деревянный кружок, положила перед гостями два продолговатых деревянных ковшика с длинными ручками. Затем, светя себе лучиною, долго шарила в печи.
– Ишшо теплый, – с удовлетворением сказала она, ставя на кружок неказистого вида горшок из обожженной глины.
– Кушайте на здоровье. – Хозяйка поклонилась гостям и, добавив каждому по черствому пирогу, вернулась на печь.
Онисифор и Афанасий, благословя по монастырскому обычаю пищу, принялись хлебать щи.
– Пустоваты, – недовольно пробасил наставник. – Хоть бы мосталыгу какую усудобил, не все ж вареную воду глотать.
– Уж прощевайте, – развел руками хозяин. – Что осталось, то осталось. Не ждали гостей в такое время.
Закончив есть, Онисифор облизал ковшик, собрал в горсть крошки и отправил в рот.
– А чем тебе слуги боярские не потрафили? – с подначкой спросил он хозяина, когда Афанасий отбарабанил молитву. – Чего им брать у тебя, кроме пустых щей да мятой соломы?
Но хозяина не нужно было подначивать, он словно ждал вопроса и сразу взвился:
– Что ты, человек проезжий, про жизнь нашу знаешь? Разве можно так с православными поступать, как боярские тиуны да ярыжки?
– Да что же они вершат? – с деланым изумлением спросил Онисифор, бросая многозначительный взгляд на воспитанника. – Поведай, поделись с проезжими людьми. Может, опасности какой избежать удастся благодаря твоему рассказу.
– Податями нас боярин обложил несчисленными, – принялся перечислять обиды хозяин постоялого двора. – Житную, подымную, пастбищную, да десятину от меда, приплода, урожая, да подушную и погонную сборщику за