Лето 1969. Элин Хильдебранд
Кирби. Открытку маме можно отправить и позже, заодно упомянув всех уважаемых людей, с которыми она познакомилась на Винограднике Марты. – Идем поздороваемся.
Раджани поднимается по дорожке и звонит в дверь. Кирби размышляет о Даррене из Гарварда. Было бы здорово завести летний роман, роман, в котором она, Кирби, командует парадом, а не приходит в себя после нервного срыва. Хорошо бы перестать думать об офицере Скотти Турбо с его губительными зелеными глазами, татуировкой гейши и сильными руками, которые могли прижать оба ее запястья над головой, пока он целовал местечко чуть ниже левого уха.
Дверь открывает черная женщина в белом теннисном платье. На ее руках рельефные мышцы, на лбу блестят капельки пота. Волосы собраны в хвост, в ушах блестят бриллиантовые серьги. Она смотрит на обеих девушек – женщин! – но узнает Раджани и улыбается.
– Раджани! Вот теперь официально началось лето.
Поначалу Кирби сконфужена. Она гадает: «Горничная? Экономка? В теннисном платье и бриллиантовых серьгах?» А затем, мгновением позже, поражается собственной тупости и – скажем прямо – ханжеству. Эта женщина, должно быть, мать Даррена, доктор.
Хозяйка дома распахивает дверь. Раджани заходит внутрь, Кирби следует за ней. Дом яркий, летний и современный.
В гостиной справа – диван в темно-синюю и белую полоску с ярко-желтыми подушками и белый журнальный столик в форме фасолины. Кирби это нравится. В доме бабули нет ни одного предмета обстановки, которому было бы меньше ста лет.
– Доктор Фрейзер, – говорит Раджани, – познакомьтесь с моей подругой Кирби Фоли.
Доктор Фрейзер протягивает руку.
– Приятно познакомиться, Кирби.
Хозяйка изучает гостью на секунду дольше обычного. Или Кирби просто параноит? Она выглядит респектабельно, на ней запахивающаяся юбка с клубничным принтом, белая футболка с круглым вырезом и туфли «Доктор Шольс». Она отказалась от привычных мини-платьев, крестьянских блузок и обрезанных джинсов в пользу этого наряда, потому что хотела произвести хорошее впечатление на хозяйку, мисс О’Рурк. Кирби замечает сомнение на лице доктора Фрейзер. Это из-за того, что Кирби белая?
Неужели ей следует сообщить, что она активистка движения за гражданские права и феминистка, маршировала с доктором Мартином Лютером Кингом – младшим плечом к плечу со своей любимой школьной учительницей обществознания мисс Карпентер и лично защищала последнюю от расовых оскорблений невежественных одноклассников? Должна ли она показать доктору Фрейзер членский билет Национальной организации женщин? Следует ли упомянуть, что читала Симону де Бовуар, Эме Сезера и Элдриджа Кливера?
Все это будет звучать как хвастовство, опасается Кирби, или, того хуже, как попытка присвоить себе борьбу афроамериканцев за права и уважение, ведь все видят, что сама она белая, словно свежая булочка. Кроме того, Кирби немного преувеличивает: она честно читала Эме Сезера, но едва ли поняла хоть одно слово. Кирби решает, что лучшая